Пишите мне на mail@vladstarostin.ru. Подписывайтесь через RSS
4 ноября 2018
Антропологически-исторически-философская книга про то, как человечество стало таким, каким оно есть. Как вообще пишутся научно-популярные книги? Берём сложную тему и сводим её к одной или нескольким простым концепциям. Всё лишнее (по мнению автора, конечно) выкидываем, чтоб не отвлекало. В результате у читателя вначале не было никакого понимания темы, а после прочтения книги — появляется упрощённое понимание, а в идеале — желание изучать тему дальше.
В Sapiens этот метод применяется на 110%. Берётся вся история человеческого общества, от первобытности до наших дней, и сводится к четырём этапам: развитию человека разумного, переходу на земледелие и скотоводство, эпохе географических открытий с глобализацией и научно-промышленной революции. Помимо этих этапов вводятся три основные силы: государство (власть), коммерция (деньги) и религия (духовность). Вот примерно к этому вся история и сводится. Это неплохая концепция, легко помещается в голову. Написано тоже увлекательно, да и фактов всяких интересных много. Но какой-то пользы я для себя не ощутил. Разве что очень понравился этот пассаж про важность противоречий.
В первой половине XX века историки придерживались убеждения, что каждая культура закончена, гармонична и обладает неизменной сущностью, которая определяет ее раз и навсегда. У любого сообщества имеется собственное мировоззрение и свой социальный, правовой и политический уклад, функционирующий без сбоев — так движутся планеты вокруг Солнца. <...> Ныне большинство культурологов пришло к противоположному выводу. <...> Даже в полной изоляции и в экологически стабильном окружении культура не сохранится в неприкосновенном виде. В отличие от законов физики, которым чужда непоследовательность, всякий установленный человеком порядок несет в себе внутренние противоречия. Культура постоянно стремится эти противоречия снять — так происходит непрерывный процесс перемен.
Например, средневековая европейская аристократия верила и в христианские догматы, и в идеалы рыцарства. С утра аристократ отправлялся в церковь и благоговейно выслушивал проповедь. «Суета сует, — возглашал с амвона священник, — и всяческая суета. Богатства, роскошь и почести — опасные искушения. Отвернитесь от них и следуйте по стопам Христа. Подражайте Его кротости, избегайте неумеренности и насилия, а если вас ударят — подставьте другую щеку». Вернувшись домой в тихой задумчивости, вассал облачался в бархат и шелка и спешил на пир в замок своего господина. Там рекой лилось вино, менестрели воспевали любовь Ланселота и Гвиневры, гости обменивались сальными шутками и изобилующими кровавыми подробностями военными историями. «Лучше умереть, чем жить в позоре! — восклицали бароны. — Когда задета честь, смыть оскорбление может только кровь. Что может быть приятнее, чем видеть, как бегут перед тобой враги, как их прелестные дочери трепещут в страхе у твоих ног?»
Парадокс так и не был полностью разрешен. Но оттого, что все сословия Европы — аристократы, клирики и простонародье — пытались совладать с этим противоречием, культура постепенно менялась. Одним из ответов на противоречие стали крестовые походы. Отправляясь в Святую землю, рыцарь мог разом продемонстрировать и свою воинскую доблесть, и свою набожность. Этот же парадокс породил ордена тамплиеров и госпитальеров, которые опять-таки стремились сочетать идею рыцарства с идеей христианства. Из этого же источника в значительной степени проистекают средневековое искусство и литература, легенды о короле Артуре и святом Граале. Что представляет собой Камелот, если не попытку доказать, что славный рыцарь может и должен быть добрым христианином и лучшие рыцари получаются из добрых христиан?
<...>
Такие противоречия — обязательный элемент любой человеческой культуры. Это двигатель креативности, динамического развития нашего вида. Подобно тому как два мотива, сталкиваясь в контрапункте, подвигают вперед развитие музыкальной темы, так и разногласие наших мыслей, идей и ценностей побуждает нас думать, критиковать, переоценивать. Стабильность — это заповедник для тупиц.
<...>
Чтобы по-настоящему понять, например, соседа, который ходит в мечеть на углу вашей улицы, не докапывайтесь до фундаментальных ценностей, дорогих сердцу каждого мусульманина, а ищите в исламской культуре «ловушку-22», те точки, где правила сталкиваются друг с другом и стандарты накреняются. Когда вы увидите, как мусульмане разрываются между двумя абсолютными императивами, тогда-то вы и начнете их понимать.
Как сказано в Википедии, «роман „Пикник на льду“ продан на Украине тиражом 250 тысяч экземпляров — больше, чем книга любого другого современного писателя Украины. Книги Андрея Куркова переведены на 36 языков». Видимо, как-то так я и решил прочесть эту книгу. Время действия — лихие девяностые, место действия — Киев. Главный герой, писатель-неудачник, попадает в водоворот стандартных событий того времени: бандиты, доллары, загадочные убийства и т. п. Даже пингвин в книге есть. Но как же скучно написано. Как ни пытаюсь крутить книгу в голове — выходит плохо. Детектива нет, экшена нет, каких-то размышлений и черт эпохи — тоже нет, юмора — опять нет, языка изобретательного — ... Ладно. Был разве что милый украинизм «струшивать», в значении «стряхивать». Больше не было ничего.
Одна из знаковых работ по философии истории. И её истории. Написано хардкорным философским языком, мне читалось неимоверно тяжело. Насколько я понял главную мысль автора — нельзя подходить к истории лишь как к компиляции фактов, не менее важна личность историка и его способность понять и прочувствовать прошлое и его героев. На протяжении всей книги эта мысль препарируется, доказывается, её истоки ищутся у других философов, неправильные взгляды опровергаются, а правильные взгляды — вот они, у автора. В общем, обычная философская книга.