Влад Старостин со своим блогом
Пишите мне на mail@vladstarostin.ru. Подписывайтесь через RSS
Влад Старостин со своим блогом
Пишите мне на mail@vladstarostin.ru. Подписывайтесь через RSS
6 декабря 2020
Каким-то образом постоянно натыкался на восторженные отзывы об этом произведении, особенно о втором томе (это первый). Ещё в этом году автор скончался, вот и решил почитать. Это что-то типа современного как бы фантастического фэнтези, со щедро наваленными пошлостями и расчленёнками (по-сорокински, в плохом смысле) и с персонажами и примерной сюжетной линией сказки про Буратино. А может быть, это всё пародия на всё это, где уж тут в наше время понять. Книга оставила интересное чувство. С одной стороны, нравится тут нечему, как литературное произведение — так себе. С другой стороны — фантазия и изобретательность автора вызывают уважение, и с ними соприкасаться интересно, хоть и через толстый матрац плохой литературной формы. Рекомендовать никому не буду, но со вторым томом тоже ознакомлюсь.
Книга (от 1962 года) нобелевского лауреата по экономике о том, что свободный рынок — это хорошо и решает все проблемы, а вмешательство в свободный рынок — это плохо и проблемы создаёт. Со многими тезисами автора я согласен, но та однобокость и догматичность, с какой он их преподносит, мне очень не понравилась. Понятно, что во многих случаях свободный рынок — это прекрасно (например, розничная торговля продуктами), а где-то без вмешательства государства обойтись сложно (например, доставка почты в малонаселённые регионы, это попросту невыгодно, и без государственной компании или дотаций тут просто не обойтись). И вот Фридман уверенно критикует государственное вмешательство, там где это легко, а а там где сложно — в худших манипулятивных традициях обходит вопрос стороной. Вот простой пример (где он предлагает снизить государственное вмешательство в установление валютного курса):
Выступать за колеблющийся валютный курс не значит выступать за нестабильный валютный курс. Если мы поддерживаем систему свободных цен, это не значит, что нам нравится система, при которой цены скачут вверх и вниз, как безумные. Мы выступаем за систему, при которой цены колеблются свободно, однако ценообразующие факторы достаточно стабильны, чтобы цены колебались в каком-то умеренном диапазоне.
Иными словами, хочется, чтоб всё было свободно, но в то же время стабильно. Каким образом достигается эта стабильность в абсолютно свободной системе, непонятно. Рассуждая об антимонопольном законодательстве, он утверждает, что картели возможны только при «подпирающей» государственной поддержке. Или говоря о системе лицензирования врачей, он называет её ограничивающей свободу, мол, что мы не в состоянии сами выбрать себе врача? Или ещё вот
Разумеется, целесообразность столь радикальных профилактических мер, направленных против возможного мошенничества, представляется сомнительной, поскольку нарушаемые в данном случае контракты носят добровольный характер.
Зачем бороться с условными микрокредитами под 100500%, если всё добровольно? (Справедливости ради, дальше он признаёт, что где-то (в сферах, «потенциально благодатных для мошенничества») это всё-таки может быть оправдано.)
В общем, польза свободного рынка понятна и очевидна, интересно бы почитать о том, что делать, где он работает не очень. Но в книге про это ничего нет.
Так-то по нынешним SJW-временам книгу можно бы и запретить. Например, он выступает за то, чтобы работодатели сами решали, кого нанимать, а кого нет. И если кто-то не хочет нанимать на работу негров (или белых) — это его священное право. Да уже и эти вполне логичные вопросы звучат сегодня крамольно:
Если у бизнесменов есть некая социальная ответственность, кроме получения максимальной прибыли для своих акционеров, то откуда им узнать, в чём она состоит? Хорошо ли будет, если никем, кроме самих себя, невыбранные частные лица станут решать, в чём состоит общественный интерес? Смогут ли они решить, какое бремя им будет целесообразно возложить на себя или на своих акционеров, чтобы послужить этому общественному интересу?
А ещё узнал про принудительный выкуп золота у населения США в 1933 и запрет на его хранение, которых длился вплоть до 1974. Казалось бы, царство свободы, не то что у нас, а оно вон как.
Повесть Толстого про Кавказ и жизнь рядом с природой в противовес пресыщенному свету. Как всегда у Толстого, форма проигрывает содержанию. Но за содержание мы его и любим. Персонажи, стиль, психологизм — всё хорошо, но без восторгов. Всё-таки не крупная проза, которая у него и правда выходила шедевральной.
Отдельно запомнился этот глубокомысленный отрывок:
Абреки сидели под горой в болоте. Оленина поразило место, в котором они сидели. Место было такое же, как и вся степь, но тем, что абреки сидели в этом месте, оно как будто вдруг отделилось от всего остального и ознаменовалось чем-то. Оно ему показалось даже именно тем самым местом, в котором должны были сидеть абреки.
Рассказы, опубликованные в блоге Slate Star Codex автором, известным как Scott Alexander. Блог я особо не читал, а вот рассказы понравились. Математически-парадоксальные этюды, приятные кусочки пищи для ума. Рекомендую, если ещё не читали.
Дневниковые записи за 1901—1902, 1911—1913 и за 1917—1921. Как и подобает дневнику, сумбурно и очень лично. Чтение тяжёлое, сообразно судьбе автора. Вряд ли мог бы кому-то рекомендовать.
Было время, когда мои пошлости приглашали девиц к невоздержности, — и это их не губило, но оставляло неизбежно след (не грязноватый ли?). Я же выходил сух из воды.
Доктор, разумеется, мог констатировать только случай отравления, впрочем, сомневался в составе яда и предложил вскрытие, за что был спущен с позором с лестницы ревущим и беснующимся отцом.
...свои непрестанно развивавшиеся идеи он не сумел вместить в те сжатые формы, которых искал; в этом искании сжатых форм было что-то судорожное и страшное, как во всём душевном и физическом облике его.
Как всегда бывает в дальней дороге, на первых двух-трёх станциях воображение остаётся в том месте, откуда едешь, и потом вдруг, с первым утром, встреченным в дороге, переносится к цели путешествия и там уже строит за̀мки будущего.
Если бы я был моложе, на меня всё это производило бы сложное впечатление. Теперь производит только впечатление путаницы.
С утра стал разбирать записные книжки — прошлое дохнуло хмелем.