Пишите мне на mail@vladstarostin.ru. Подписывайтесь через RSS

Прочитано в ноябре 2022

4 декабря 2022

Герберт Маркузе «Одномерный человек»

Философское произведение 1960-х в неомарксистском ключе. Автор пишет о том, что хотя человечество и стало жить лучше, чем в начале 20-го века, но эксплуатация одних людей другими никуда не делать, и с ней надо бороться. Во имя чего бороться и как именно предлагается избавиться от эксплуатации и рабства, автор не уточняет, это намерение принимается как «дано». Прекрасное будущее сформулировано примерно как «удовлетворение жизненных потребностей всех членов общества». Хотя ещё в начале книги автор пишет:

Право на окончательный ответ в вопросе, какие потребности истинны и какие ложны, принадлежит самим индивидам — но только на окончательный, т. е. в том случае и тогда, когда они свободны настолько, чтобы дать собственный ответ. До тех пор, пока они лишены автономии, до тех пор, пока их сознание — объект внушения и манипулирования (вплоть до глубинных инстинктов), их ответ нельзя считать принадлежащим им самим. Однако и никакая инстанция не полномочна присвоить себе право решать, какие потребности следует развивать и удовлетворять.

В общем, люди точно не знают, какие у них на самом деле потребности (потому что их сознание заманипулировано). Да и никакая другая инстанция тоже. Но обозначив, что бороться всё-таки необходимо, автор двигается дальше. Почему же не получается бороться, что мешает? Если я правильно понял автора, то дело в том, что люди стали жить лучше, вот и не хотят бороться. Вот, например, товары (в тексте «продукты», но речь здесь не о продуктах питания) становятся доступнее.

И по мере того, как они становятся доступными для новых социальных классов, то воздействие на сознание, которое они оказывают, перестает быть просто рекламой; оно превращается в образ жизни. И это вовсе не плохой образ жизни — он гораздо лучше прежнего, — но именно поэтому он становится на пути качественных перемен.

Раньше вот было лучше, конечно, работник впахивал как раб...

...но в то же время эта специфическая форма рабства была источником его специфической, профессиональной силы отрицания: он был в состоянии остановить процесс, угрожавший ему как человеческому существу уничтожением.

Или вот культура. Раньше высокая культура была доступна только избранным, менее обеспеченные слои населения не могли её потреблять. А сейчас ситуация заметно улучшилась. И это, разумеется, не очень хорошо.

Однако такое выравнивание исторически преждевременно, ибо оно устанавливает культурное равенство, сохраняя при этом существование господства. Упраздняя прерогативы и привилегии феодально-аристократической культуры, общество упраздняет и их содержание. Правда то, что доступность трансцендентных истин изящных искусств, эстетики жизни и мысли лишь небольшому числу состоятельных и получивших образование была грехом репрессивного общества, но этот грех нельзя исправить дешёвыми изданиями, всеобщим образованием, долгоиграющими пластинками и упразднением торжественного наряда в театре и концертном зале.

Тут видимо уже и сам автор понимает, насколько странно это звучит, поэтому добавляет сноску:

Не хочу недоразумений: настолько, насколько они удовлетворяют потребности, дешёвые издания, всеобщее образование и долгоиграющие пластинки действительно являются благом.

Я конечно, не философ, но все эти рассуждения звучат дико. Раньше люди жили плохо, но это было для них мотивацией бороться с системой. А сегодня люди живут сыто, получают образование и ходят в театры, вот и нет стимула бороться, непорядок. Преждевременно всё улучшили, надо было не спешить и сделать как следует.

Дальше автор продолжает развивать тему примерно в таком же ключе, концентрируясь на лингвистике и анализе высказываний, постепенно переходя к критике аналитической философии. Опять же, если я понял правильно, то аналитические философы требуют чёткий определений всего в языке. Например, кто-то говорит «дерево красивое». Необходимо дать чёткое определение, что такое «дерево», что такое «красивое». В итоге мы можем получить какое-то определение через другие слова, но могут ли они заменить исходное высказывание? По мнению автора, нет.

Аналитическая философия часто создает атмосферу обвинения и комиссии по расследованию. Интеллектуалы вызываются на ковёр. Что вы имеете в виду, когда говорите? Вы ничего не скрываете? Вы говорите на каком-то подозрительном языке. Вы говорите не так, как большинство из нас, не так, как человек на улице, а скорее как иностранец, как нездешний. Нам придется вас несколько урезать, вскрыть ваши уловки, подчистить. Мы будем учить вас говорить то, что вы имеете в виду, «сознаваться», «выкладывать свои карты на стол». Конечно, мы не связываем вас и вашу свободу мысли и слова; вы можете думать, как хотите.

Но раз вы говорите, вы должны передавать нам ваши мысли — на нашем или на своём языке. Разумеется, вы можете разговаривать на своём собственном языке, но он должен быть переводим, и он будет переведён. Вы можете говорить стихами — ничего страшного. Мы любим поэзию. Но мы хотим понимать ваши стихи, а делать это мы сможем только в том случае, если сможем интерпретировать ваши символы, метафоры и образы в терминах обыденного языка.

Поэт мог бы ответить, что, конечно, он хочет, чтобы его стихи были понятны и поняты (для этого он их и пишет), но если бы то, что он говорит, можно было сказать на обычном языке, он бы, наверное, прежде всего так и поступил. Он мог бы сказать: понимание моей поэзии предполагает разрушение и развенчание того самого универсума дискурса и поведения, в который вы хотите перевести их.

Я совершенно согласен с этой критикой, чрезмерная рационализация и отрицание трансцендентного до добра не доведут. Если дерево красивое, то так оно и есть (по мнению говорящего), ни больше, ни меньше. Поэту поэтическое, аналитику аналитическое.

Но автор хочет разрушать и развенчивать. Свергать эксплуатацию и бороться с рабством. Откуда эта тяга к разрушению существующего, мне понять так и не удалось, видимо марксистская тема.

Хоть мысли автора и кажутся мне спорными, почитать было занятно, почему бы и нет.

6 / 10

Александр Амфитеатров «Отравленная совесть»

Русский роман конца девятнадцатого века, первый у автора. С одной стороны, роман слабый. Все персонажи какие-то плоские и понятные как элементарные частицы. Сюжет — из избитых клише. Вот как в детстве включишь телевизор вечером, а там идёт какой-то боевик категории Б — и всё сразу понятно. Только здесь вместо боевика социально-любовная драма в стиле своего времени. Но с другой стороны — не всё ж артхаусы смотреть, иногда и боевики категории Б заходят. Плоско, предсказуемо, так и отлично, именно это и нужно. Написано бодро, мыслью по древу не растекается, от темы не отклоняется.

Впечатления примерно такие, надо что-то более позднее у автора почитать, для контраста.

6 / 10

Теги: fiction, non-fiction, прочитано