Влад Старостин со своим блогом
Пишите мне на mail@vladstarostin.ru. Подписывайтесь через RSS
Влад Старостин со своим блогом
Пишите мне на mail@vladstarostin.ru. Подписывайтесь через RSS
3 апреля 2021
Мемуары Жака Пепана — французского повара, больше всего известного своими тв-шоу и книгами в США. Любые мемуары, помимо рассказа о каких-то событиях из жизни, рисуют нам картину автора — главного героя. В этом случае главный герой мне понравился — весёлый, неунывающий, находчивый, но в то же время умеренно наивный и очень-очень любящий еду и кулинарию. Читается книга приятно и настроение оставляет отличное.
Ещё поражает, насколько всё-таки сложно быть поваром. Можно много готовить дома, но это никак не сравнится с тем уровнем, которого достигают те, кто изо дня в день месяцами (а то и годами) жарят мясо на гриле, или разделывают рыбу на филе, или делают любую другую кухонную работу. Без такого количества практики и без настоящей ответственности за результат такого, конечно, не достигнешь. Интересно было узнать, что в середине прошлого века на ресторанных кухнях во Франции готовили без рецептов — новичок в команде смотрел и повторял за другими, пока не получалось. Это объясняет, почему в старинных кулинарных книгах рецепты настолько неподробные.
Отдельно понравился способ добиться того, чтобы поварята не воровали фрукты:
Oranges, bananas, and pineapples were scarce and exotic. Except at Christmas, most French boys never got them. Chef knew this and kept his eye on apprentices assigned to prepare the fruit to make sure that none of us ate any of our handiwork. When he left the room for a few minutes, we were instructed to whistle loudly so that he could be certain we were not swallowing anything while he was gone. Of course, two of us whistled while the third apprentice stuffed his mouth with fruit as quickly as he could.
Ещё я знал до этого, что Пепан был поваром Шарля де Голля, а до него — Феликса Гайара. Но только из этой книги я узнал, что он делал это, находясь по сути на срочной службе в армии, и когда срок службы закончилась — закончилась и его карьера повара для первых лиц страны. Ещё запомнилась история, как ему неожиданно сказали, что гостей ожидается в два раза больше, и стало понятно, что хлеба на всех не хватит.
I hopped in the back of a stretch limo bearing the presidential flag and proceeded through the streets of Paris at sixty miles per hour to my favourite bakery. At every intersection, police officers stopped traffic, snapped to attention, and saluted.
Вот так вот, за хлебом с мигалками, и ничего, нормальная история для просвещённой европейской страны.
Ещё понравились три истории из его американской жизни. Первая:
His two teenage sons invited me to go to the beach with them and, as it was close to noon, they made sandwiches and ate them standing up. They offered me one, which I refused, deciding that I didn’t want to spoil my lunch. This, of course, was lunch — a far cry from the two hours we used to spend at the table in Neyron. Fortunately, dinner was served much earlier than I was used to, because I was starving by then. We all sat down outside to a meal that included pot roast, carrots, and mashed potatoes. Everyone else dug in. I waited, assuming that they had forgotten the bread and wine. After a few minutes, I realized that these staples would not be forthcoming.
Вторая:
The teacher was explaining some abstruse rule of the language to us. To demonstrate his logic, he mentioned Beethoven. A Chinese student shot up his hand and asked, “What is a Beethoven?” In typical French fashion, I inhaled a mighty breath to join in the peals of laughter. There were none. No one except for me had so much as cracked a smile, and the prof was explaining—without irony—who Beethoven was. I felt ashamed, realizing that if the professor had made reference to a Chinese composer from the first half of the nineteenth century, my hand would have shot up just as fast as the Chinese student’s.
Третья:
One fall day, I was mushrooming with Jean-Claude and his two young daughters, Natalie and Valerie. Driving along a little road, we passed a farm with a sign saying, “Ducks for Sale.” What better on a brisk September night than a dinner of fresh duck accompanied by wild mushrooms? We pulled into the barnyard. A couple of dozen beautiful, white, plump Long Island ducks were feeding peacefully on worms and corn in the grass. Jean-Claude and I visually selected a couple of fat ones.
“Hello,” said the farmer, emerging from her barn. She was a large, sunburned woman, whose hands were rough, with the fingernails cracked and black with dirt. Pushing a stray lock of hippie-length red hair back under a bandanna, she said, “What can I do for you folks?”
“We saw the sign,” I said. “We’d like two.”
She smiled, obviously delighted to make a sale. “Take your pick.” She turned to the little girls. “Are these for you?”
Both nodded eagerly, all but licking their lips.
Jean-Claude backed up the car, opened the trunk, and grabbed the first duck by the throat. With a swift motion, he twisted its head to break the neck and tossed it into the trunk.
The farmer ran toward Jean-Claude, screaming, “Get the hell off this property! Murderer! Are you psycho? I can’t believe what you just did. Leave! Now!”
We paid and departed, minus the second duck.
Отличная книга, в общем, рекомендую.
Современная русская проза. Я читал предыдущую книгу автора «Петровы в гриппе вокруг него», мне понравилось, главный образом своей небанальностью. И вот решил прочитать следующий его роман. Сюжет — российская провинциальная действительность, но в мире, где есть особый вид стихов (стишки), которые обладают наркотическим эффектом, и которые запрещено распространять и сочинять. А главная героиня как раз и начинает их употреблять, а потом и сама очинять.
Очень похоже на предыдущую книгу. Такое же старание быть небанальным, тут оно ощущается более нарочитым. Интересные наблюдения и подмечания. Местами и отвлечённые рассуждения. В общем, всё хорошо, но как-то вот и нет большого удовольствия. Вот бывает, что харизматичный, приятный человек рассказывает длинную шутку, и ты уже заранее улыбаешься, практически начинаешь смеяться, а потом понимаешь, что шутка-то средненькая, не особо смешная. Рассказана хорошо, но нет катарсиса. Так и тут, вроде все компоненты на месте, ожидаешь чего-то грандиозного, а получается просто неплохо. Возможно, дело просто в моих завышенных ожиданиях.
Что отдельно понравилось — так это полнейшее отсутствие чернухи. Это выглядит каким-то чудом. Сальников пишет про Россию, в том числе и про 90-е, и про провинциальную жизнь, и про бандитов, и водку там пьют, и бытовые проблемы всякие. И при этом всё это не конец света, не самое худшее, что бывает в жизни, не вёдра грязи и не бесконечные страдания. А просто события, на фоне которых разворачивается всё остальное, что и составляет тело книги. Я уже и перестал верить, что такое возможно. Впрочем, в предыдущей книге с этим тоже всё было хорошо.
Так что почитать можно, буду ждать следующих произведений.
Сборник научных работ автора-лингвиста и литературоведа, так и или иначе посвящённых поэзии. В книга работы сгруппированы на три раздела: про символизм и значение заголовка, про творчество Набокова, и про поэзию авангарда.
Если честно, я воспринимал книгу скорее на чувственном уровне, чем действительно вчитывался во все эти зубодробительные тексты. В какой-то момент я начал отмечать особенно научно-звучащие фразы и думать «вот это я умную вещь читаю». Например, «языковая единица в функции номинации стремится к субстантивации», песня же. Или заголовок типа «Глагольная предикация как основа переключений семантических пространств в поэзии Д. Хармса». Не то, что бы понять написанное очень сложно, но усилие делать нужно.
Больше всего меня впечатлила лёгкость, с которой в произведении находятся смыслы. Прямо вот те самые «синие занавески». Например, главного героя «Приглашения на казнь» Цинцинната увязывают с китайском династией императоров Цин, а ещё Цинциннат мастерил куклы, а «расцвет театра теней в Китае приходится именно на время правления династии Цин». Или про какие-то стихи мы узнаём, что «они написаны пятистопным хореем, который в русской поэзии связан с темой творческого и жизненного пути». Или что словосочетание «гносеологическая гнусность» имеет «звуковое сходство» с именем-отчеством и фамилией Николая Степановича Гумилёва. И это ведь научные работы, как делаются такие заявления? А если это не так? А если это просто совпадение, причём очень натянутое?
А потом я осознал, что совершенно неважно, закладывал ли автор этот смысл или просто так случайно совпало. Да, «Цинциннат» созвучно «Цин», и из этого факта можно сделать занятные выводы. Как из набора математических аксиом можно надоказывать занятных теорем, и эти аксиомы совсем не обязательно должны отражать реальный мир. Так из здесь, это по сути описание и картографирование смыслов, разной степени очевидности. Понятно, что так нельзя выбрать из нескольких противоречащих друг другу трактовок, но я таких попыток и не видел. Как минимум, это интересно.
Какие-то работы понравились больше, какие-то — меньше. Выписал себе несколько новых авторов. Не жалею, что прочёл.
Сатирический роман 18 века, неоконченный. Повествует о распутной женщине, которая меняет любовников и тем самым продвигается по тогдашней общественной иерархии. Язык старомодный, почитать интересно. Неплохо, но чего-то особенного и не вспомнить.
Книга с предысторией. Автор — профессор информатики в Карнеги-Меллоне — заболел раком поджелудочной железы, лечился, но болезнь оказалась сильнее, и он получил прогноз, что жить ему осталось где-то три-шесть месяцев. И он решил прочитать лекцию в своём университете, о жизни, любви к своей семье и о том, как важно стремиться к детским мечтам. Затем по мотивам этой лекции он написал книгу, где всё примерно то же самое, но добавлено больше деталей и контекста.
И вот как бы такая книга должна производить впечатление. Трогательная, драматичная история, человек прощается со своей женой и тремя детьми, но при этом не теряет оптимизма и чувства юмора. Весело рассказывает о своём детстве, делится правилами жизни, рассказывает о своих успехах.
Но мне вот совершенно не зашло. В этой книге настолько нет ничего удивительного, настолько нет ничего впечатляющего (кроме этой предыстории), что прямо деморализует. Детство было хорошим, родители были любящие, увлечения сына поощряли. С детства автор проявлял настойчивость и смекалку в достижении своих целей. И вот его детские мечты сбывались, не сразу и не всегда так, как было задумано, но сбывались. Он многого достиг. Он любит своих детей. Он рассказывает о важных в жизни принципах, например, «говори правду», или «не ной, просто больше работай», или «не переживай, что думают о тебе другие».
Какая-то такая книга. Вроде и плохого нечего сказать, но ведь хорошего-то тоже.
Лена не выдержала очередного смешка и спросила, а ужас от произносимого как бы бежал за вопросом, но чуть позади, так что не успел закрыть Лене рот...
Однако другие исследователи считают, что фасмеровская этимология нелогична ни в фонетическом, ни в географическом, ни в историческом, ни в содержательном отношении...
...и он при этом похож одновременно на Леннона и на Лаврентия Павловича, причем если бы только на Лаврентия Павловича смахивал, то выглядел бы добрее, чем так, потому что вот безуминка эта ленноновская.
И физрук, и Дмитрий сидели, успокоившись, рядом, тюкались стаканчиками, но больше тюкались, чем пили.
5 марта 2021
Та самая первая книга конца девятнадцатого века. Весьма неплохо, отдельные эпизоды написаны атмосферно-триллерно. Есть правда и куча затянутых водных мест, но это неудивительно, жанр-то только формировался. Язык не очень сложный, без восторгов, но и вряд ли разочаруетесь.
Книга про писательское ремесло. Со всякой мотивацией, мол, попробуйте, вы тоже сможете, у вас тоже получится. На самом деле хорошая книга. Про эмоции, про магию, про веру, безо всякой псевдонаучности, а искренняя и лёгкая. Я понятия не имею, насколько он эффективна, но чтение приятное.
Советская фантастическая утопия. Как же плохо написано. Причём на всех уровнях. Язык — тяжеловесный до невозможности, перегруженный эпитетами везде где можно, примерно так:
Море, тёплое, прозрачное, едва колыхало свои поразительно яркие зелёно-голубые волны.
Или так:
Дар Ветер смотрел на толстые надбровные выступы, выражавшие тупую свирепость пермского гада, и видел рядом гибкую Веду с её ясными глазами на умном живом лице... Какая чудовищная разница в организации живой материи!
И ведь почти на любой странице нет спасения. Разговаривают герои между собой как-то так:
— Я тоже становлюсь в тупик, — сказала Веда, — как долго не могли наши предки понять простого закона, что судьба общества зависит только от них самих, что общество таково, каково морально-идейное развитие его членов, зависящее от экономики.
— Что совершенная форма научного построения общества — это не просто количественное накопление производительных сил, а качественная ступень — это ведь так просто, — ответил Дар Ветер. — И ещё понимание диалектической взаимозависимости, что новые общественные отношения без новых людей совершенно так же немыслимы, как новые люди без этой новой экономики.
Если что, это не учёный диспут. Это мужчина и женщина вынуждены заночевать в степи (попали в аварию), сидят вдвоём у костра, «Веда придвинулась ближе», и вот такой естественный разговорчик.
Сюжета нет, ничего не развивается, скукота. И как же плохо написано.
Совершенно не могу вспомнить, как на мои радары попала эта книга, но вот прочитал. Муть какая-то. Что-то плохо заумное про «патриархальный авторитаризм» и как с ним бороться. Причём я уверен, что даже по этой странной теме есть книги получше.
Ностальгический роман про детство и взросление в России начала 20-го века. Медитативное повествование, написано очень хорошим языком (особенно после книги Ефремова, просто отдохновение для души). Понравилось, хорошая книга.
...with a smile that Judas in hell might be proud of.
Было похоже на сон, в котором находишь у себя в доме комнату, где раньше не был, и возникает такое роскошное ощущение, что в жизни куда больше возможностей, чем ты считал.
Он был краснощёкий, с багровыми жилками, низенький, с пузом, без шеи. Лицо его было пристроено так, что всегда было несколько поднято вверх и казалось положенным на небольшой аналой.
...an agony of delightful anticipation...
The wine was Golden Mediasch, which produces a queer sting on the tongue, which is, however, not disagreeable.
31 января 2021
Мемуары советского разведчика. Гуревич вёл активную деятельность в Брюсселе, а после — в Марселе с 1939-го по 1942-й год, когда был арестован гестапо. В 1945 году вернулся в Москву (в сопровождении завербованного им следователя гестапо, который вёл его дело!), больше десяти лет провёл в лагерях, реабилитирован только 1991 году.
Одни из лучших шпионских мемуаров, что читал. Во-первых, рассказ очень подробный со множеством интересных деталей (книга немаленькая). Во-вторых, нравится многослойность повествования, это и рассказ о шпионской деятельности, и впечатления об иностранной культуре, и ответ своим оппонентам (главным образом Леопольду Трепперу, отсюда и название книги), которые успели оклеветать Гуревича как перед НКВД, так и в своих книгах, изданных раньше. И в-третьих, автор очень хорошо рассказывает, тут и обстоятельность, и остросюжетность, и сильный патриотизм (несмотря на всё пережитое). Конечно, стоит помнить, что автор здесь — лицо заинтересованное, может пытаться выставить себя в лучшем свете, чем было на самом деле, но насколько я могу судить (немножко поисследовав по другим источникам), рассказ этот вполне достоверный.
Очень понравилось, рекомендую.
Современная российская проза, обладатель премии НОС 2016 (не знаю, насколько авторитетная премия). Сначала я привык не ожидать многого от того, что издаётся сейчас в нашей стране. Потом уже начал ждать привычной чернухи. Но тут даже меня удалось впечатлить. Это чернуха, опущенная на новый уровень. Чернуха, которая не выглядывает откуда-то сбоку, а которая и составляет всё повествование. Погружаться дальше желания нет. Не рекомендую.
Я уже читал книгу Маркова про эволюцию человека, мне понравилось. «Рождение сложности» была написана перед ней и рассказывает нам об эволюции всего кроме человека. Книга менее системная, скорее несколько эссе о современных (на 2010 год) проблемах и открытиях эволюционной биологии. Мне понравилось, приятно осознать, насколько твоё обывательское представление о предмете отличается от того, что уже знает современная наука. Лично меня больше всего впечатлило то, что эволюция не такая случайная, как мне казалось, начиная от метилирования генов до паралеллизма. Читается сложновато, но так как темы меняются часто, это не страшно. Рекомендую.
29 декабря 2020
Современная российская проза, сборник коротких рассказов-зарисовок. Разумеется, очередная чернуха. Детдомовские дети, бедность, маршрутки, циничные врачи без капли сочувствия, в общем, всё как обычно. При этом ладно бы это было фоном для чего-то ещё. Но нет, суть именно в этом. Откуда такой жанр возник и почему продолжает как-то существовать и регулярно попадать в шорт-листы местных премий, мне непонятно. Понравилось, как описаны некоторые психические отклонения. Но в целом, конечно, мрак.
О Джордане Питерсоне, как и многие, я узнал из этого интервью. Впечатлили его полемические способности и умение выражать мысли, вот и решил прочесть его книгу.
Понравилось. Вообще таких книг сейчас мало пишут. Могу разве что ещё Талеба из похожего вспомнить. Мало книг, где достаточно умный автор рассуждает о разном. Это можно понять, такой жанр легко критиковать, сложно продавать и невозможно поставить в один ряд с чем-то подобным. Тут уместна цитата из самой книги (правда по другому поводу, но очень созвучна моей мысли):
Now, an idea is not the same thing as a fact. A fact is something that is dead, in and of itself. It has no consciousness, no will to power, no motivation, no action. There are billions of dead facts. The internet is a graveyard of dead facts. But an idea that grips a person is alive. It wants to express itself, to live in the world.
Так-то книга про этику с отступлениями в разные смежные темы. Не скажу, что легко читается, я ожидал более доступного изложения от книги с таким названием. Не вижу смысла пересказывать, вижу смысл порекомендовать.
Роман о России начала 20 века. О гражданской войне и эмиграции. Но роман скорее образный, личный и ассоциативный, чем насыщенный персонажами и событиями. Хорошо написан. Вроде бы ничего не блестит и манит, но оставляет интересное послевкусие. Рекомендую. Заодно рекомендую его «Ночные дороги», тоже прекрасная книга.
...печальные, закисающие глаза...
...он всегда прекрасно понимал всё, что читал, — и понимание его превышало его собственные душевные возможности...
Но снаряд попал в соседний вагон, набитый ранеными офицерами; и из него сразу понеслась целая волна криков — как это бывает в концерте, когда дирижёр быстрым движением вдруг вонзает свою палочку в правое или левое крыло оркестра и оттуда мгновенно рвётся вверх целый фонтан звона, шума и трепета струн.
6 декабря 2020
Каким-то образом постоянно натыкался на восторженные отзывы об этом произведении, особенно о втором томе (это первый). Ещё в этом году автор скончался, вот и решил почитать. Это что-то типа современного как бы фантастического фэнтези, со щедро наваленными пошлостями и расчленёнками (по-сорокински, в плохом смысле) и с персонажами и примерной сюжетной линией сказки про Буратино. А может быть, это всё пародия на всё это, где уж тут в наше время понять. Книга оставила интересное чувство. С одной стороны, нравится тут нечему, как литературное произведение — так себе. С другой стороны — фантазия и изобретательность автора вызывают уважение, и с ними соприкасаться интересно, хоть и через толстый матрац плохой литературной формы. Рекомендовать никому не буду, но со вторым томом тоже ознакомлюсь.
Книга (от 1962 года) нобелевского лауреата по экономике о том, что свободный рынок — это хорошо и решает все проблемы, а вмешательство в свободный рынок — это плохо и проблемы создаёт. Со многими тезисами автора я согласен, но та однобокость и догматичность, с какой он их преподносит, мне очень не понравилась. Понятно, что во многих случаях свободный рынок — это прекрасно (например, розничная торговля продуктами), а где-то без вмешательства государства обойтись сложно (например, доставка почты в малонаселённые регионы, это попросту невыгодно, и без государственной компании или дотаций тут просто не обойтись). И вот Фридман уверенно критикует государственное вмешательство, там где это легко, а а там где сложно — в худших манипулятивных традициях обходит вопрос стороной. Вот простой пример (где он предлагает снизить государственное вмешательство в установление валютного курса):
Выступать за колеблющийся валютный курс не значит выступать за нестабильный валютный курс. Если мы поддерживаем систему свободных цен, это не значит, что нам нравится система, при которой цены скачут вверх и вниз, как безумные. Мы выступаем за систему, при которой цены колеблются свободно, однако ценообразующие факторы достаточно стабильны, чтобы цены колебались в каком-то умеренном диапазоне.
Иными словами, хочется, чтоб всё было свободно, но в то же время стабильно. Каким образом достигается эта стабильность в абсолютно свободной системе, непонятно. Рассуждая об антимонопольном законодательстве, он утверждает, что картели возможны только при «подпирающей» государственной поддержке. Или говоря о системе лицензирования врачей, он называет её ограничивающей свободу, мол, что мы не в состоянии сами выбрать себе врача? Или ещё вот
Разумеется, целесообразность столь радикальных профилактических мер, направленных против возможного мошенничества, представляется сомнительной, поскольку нарушаемые в данном случае контракты носят добровольный характер.
Зачем бороться с условными микрокредитами под 100500%, если всё добровольно? (Справедливости ради, дальше он признаёт, что где-то (в сферах, «потенциально благодатных для мошенничества») это всё-таки может быть оправдано.)
В общем, польза свободного рынка понятна и очевидна, интересно бы почитать о том, что делать, где он работает не очень. Но в книге про это ничего нет.
Так-то по нынешним SJW-временам книгу можно бы и запретить. Например, он выступает за то, чтобы работодатели сами решали, кого нанимать, а кого нет. И если кто-то не хочет нанимать на работу негров (или белых) — это его священное право. Да уже и эти вполне логичные вопросы звучат сегодня крамольно:
Если у бизнесменов есть некая социальная ответственность, кроме получения максимальной прибыли для своих акционеров, то откуда им узнать, в чём она состоит? Хорошо ли будет, если никем, кроме самих себя, невыбранные частные лица станут решать, в чём состоит общественный интерес? Смогут ли они решить, какое бремя им будет целесообразно возложить на себя или на своих акционеров, чтобы послужить этому общественному интересу?
А ещё узнал про принудительный выкуп золота у населения США в 1933 и запрет на его хранение, которых длился вплоть до 1974. Казалось бы, царство свободы, не то что у нас, а оно вон как.
Повесть Толстого про Кавказ и жизнь рядом с природой в противовес пресыщенному свету. Как всегда у Толстого, форма проигрывает содержанию. Но за содержание мы его и любим. Персонажи, стиль, психологизм — всё хорошо, но без восторгов. Всё-таки не крупная проза, которая у него и правда выходила шедевральной.
Отдельно запомнился этот глубокомысленный отрывок:
Абреки сидели под горой в болоте. Оленина поразило место, в котором они сидели. Место было такое же, как и вся степь, но тем, что абреки сидели в этом месте, оно как будто вдруг отделилось от всего остального и ознаменовалось чем-то. Оно ему показалось даже именно тем самым местом, в котором должны были сидеть абреки.
Рассказы, опубликованные в блоге Slate Star Codex автором, известным как Scott Alexander. Блог я особо не читал, а вот рассказы понравились. Математически-парадоксальные этюды, приятные кусочки пищи для ума. Рекомендую, если ещё не читали.
Дневниковые записи за 1901—1902, 1911—1913 и за 1917—1921. Как и подобает дневнику, сумбурно и очень лично. Чтение тяжёлое, сообразно судьбе автора. Вряд ли мог бы кому-то рекомендовать.
Было время, когда мои пошлости приглашали девиц к невоздержности, — и это их не губило, но оставляло неизбежно след (не грязноватый ли?). Я же выходил сух из воды.
Доктор, разумеется, мог констатировать только случай отравления, впрочем, сомневался в составе яда и предложил вскрытие, за что был спущен с позором с лестницы ревущим и беснующимся отцом.
...свои непрестанно развивавшиеся идеи он не сумел вместить в те сжатые формы, которых искал; в этом искании сжатых форм было что-то судорожное и страшное, как во всём душевном и физическом облике его.
Как всегда бывает в дальней дороге, на первых двух-трёх станциях воображение остаётся в том месте, откуда едешь, и потом вдруг, с первым утром, встреченным в дороге, переносится к цели путешествия и там уже строит за̀мки будущего.
Если бы я был моложе, на меня всё это производило бы сложное впечатление. Теперь производит только впечатление путаницы.
С утра стал разбирать записные книжки — прошлое дохнуло хмелем.
1 ноября 2020
Хорошие мемуары. Никулин отличный рассказчик. Очень позитивная книга. В основном, про цирк.
Современная российская проза. История деревеньки на берегу Амура где-то в первой половине прошлого века. Почему-то в этой деревеньке все держатся обособленно по национальному признаку. Есть русские, китайцы и евреи. Евреи очень предприимчивые, начитанные, каббала у них и големы. Китайцы очень работящие, непритязательные, у них сложная религия, всякая китайская медицина, каллиграфия, да чего у них только нет. Ещё есть русские, они пьют водку. Описано это примерно так:
Неделю потом Толька пил, не просыхая, даже из канавы не вставал — туда ему дед Еремей приносил самогону на опохмел, самого лучшего, от Рыбихи, вливал осторожно в открытый чавкающий рот, заботливо говорил:
— Вот так вот… Вот так оно лучше. Так оно благороднее.
Чего благородного было в том, чтобы пить в канаве из ведра как последняя свинья, никто не знал, но и уточнять тоже не решались.
В общем, максимально неприятные ребята. Чего у этих русских есть в культурном плане, из книги непонятно, видимо ничего. Потом ещё от русских ушли женщины, и стали жить как амазонки, очень воинственные, русские пытались с ними сражаться, но разумеется потерпели унизительное поражение. Ну а ещё там есть всякая нечисть, русалки, проклятые дома и тому подобное, это почему-то нынче модно в российской литературе. Сужу по книгам, что читал, выбирая наугад, может везёт так просто.
Эту книгу не рекомендую.
Путеводитель по древней Греции второго века нашей эры. Рассказано о регионах, их достопримечательностях, истории, мифах, героях. Случайные вещи, которые запомнились:
Мне понравилась, хоть и читается непросто: книга большая и довольно сухо написанная.
...у него такая фигура, какая бывает у подвыпившего человека, когда он поёт...
Текст он произносил громким, хрипловатым голосом, немного шепелявя. Именно о таких артистах Арнольд говорил: «У него рот полон дикции».
Тот, который называется «Филометор», был восьмым потомком Птолемея, сына Лага, прозвище же свое он получил в насмешку, так как мы не знаем ни одного из царей, который был бы так ненавидим своей матерью...
...направо находится храм Артемиды Лимнайи (Озерной). При первом взгляде ясно, что крыша у него обрушилась...
...обе эти статуи сделаны без всякого искусства: статуя Зевса Мейлихия похожа на пирамиду, а статуя Артемиды — на колонну.
27 сентября 2020
Прочитал ещё один роман Набокова на английском (а также немного на французском, и на россыпи русских слов). С каждым следующим романом читать всё тяжелее, но оно того стоит. Определённо, мой самый любимый его роман из англоязычных и второй (после «Дара») в целом.
Сюжетно роман — о кровосмесительной любви между братом и сестрой, начавшейся в их подростковом возрасте и продолжавшейся всю жизнь. Всё это на фоне альтернативной реальности конца 19-го и начала 20-го веков. Да сюжет не важен на самом деле, как и персонажи, они лишь ноты в этой симфонии. Так-то это очередное путешествие в набоковский мир, где аттракционы всё те же: аристократизм, русская литература, французская литература, насекомые, зарисовки дворянского детства, инцест, приходящая на смену пошлость и так далее. Разумеется, вскользь упомянуты привычные более узкие темы, типа германофобии или шахмат.
Здесь смакование этих тем доходит до своего апогея, уже не нужно пытаться встроить их в «реальный» мир, вместо этого весь мир романа подстраивается под то, что интересно автору. Это похоже на порно-тексты, где всё повествование следует за возбуждением автора. «Порно» здесь конечно в очень широком смысле, хотя и эротики в романе предостаточно. И этот жанр Набоков своим владением словом, наблюдательностью и изобретательностью (а ещё рекордным для себя количеством отсылок) как обычно поднимает на космический уровень.
Если вам нравится Набоков и вы готовы продираться через английские слова, которые вы скорее всего больше не встретите, то это для вас.
Осознал, кстати, отсылку к этому роману в «Гиперионе» Симмонса. Там в одной из историй фигурируют ковры-самолёты, как и в мире «Ады». По словам Симмонса, они изобретены
...by Vladimir Sholokov, Web-famous lepidopterist and EM systems engineer, and it may well have been the one he gave to his teenaged niece. Sholokov’s love for the young girl had become legend, as had the fact that she spurned the gift of the flying carpet.
Читая Гиперион первый раз, совершенно это пропустил, рад, что в итоге обнаружил.
...discreet smile of mysterious complicity...
...a certain Ivan Ivanov of Yukonsk, described as an ‘habitually intoxicated laborer’ (‘a good definition,’ said Ada lightly, ‘of the true artist’)...
...the slat-stayed, veiled, heavily curtained windows which made the morning as difficult to disrobe as a crinolined prude...
On her other side, crosslegged on a mat, sat Pedro (surname unknown, stagename forgotten), a repulsively handsome, practically naked young actor, with satyr ears, slanty eyes, and lynx nostrils...
The windows in the black castle went out in rows, files, and knight moves.
...blyadushka (cute whorelet)...
Their mouths ‘echoed’ in tone (but not tint) each other’s lipstick; their eyes were made up in a ‘surprised bird-of-paradise’ style...
...good and sur-royally antlered general...
Demon’s twofold hobby was collecting old masters and young mistresses. He also liked middle-aged puns.
‘Nu uzh ne znayu (well, I don’t know),’ muttered Lucette (echoing faithfully her mother’s dreary intonation in that phrase, which seemingly implied an admission of error and ignorance, but tended somehow — owing to a hardly perceptible nod of condescension rather than consent — to dull and dilute the truth of her interlocutor’s corrective retort).
...making swimming gestures behind their backs in search of the furs...
...mizernoe and bizarre...
He had prepared one of those phrases that sound right in dreams but lame in lucid life...
5 апреля 2020
Современный русский роман. История про подменённых детей, начавшаяся в СССР, продолжившаяся в 90-е и завершившаяся где-то в условном сейчас. До чего же мерзкая книга. СССР состоит в основном из опустившихся алкоголиков и алкоголичек, мужчин, бросающих беременных подруг и избивающих жён, номенклатурного быдла да и просто гадких людей, всегда готовых предать, обворовать и обмануть. 90-е состоят из тех же типажей, разве что добавляются наглые бандиты и продажные менты. Есть ещё и как бы протагонисты, которые умудряются вопреки всему как-то в этом чане в дерьмом выживать. И всё это рассказано со смаком, с увлечением, игриво даже как-то. Ну и как вишенка на торте рядом выведена (в виде несуществующей страны Монтегаския) условная Европа, где всё просто бесконечно хорошо, законы работают, людей любят и вообще царство справедливости. Мерзкая, очень мерзкая книга.
Книга по саморазвитию. Идея следующая. Не можешь сделать то, что хочешь, потому что не хватает силы воли? Перестрой своё окружение, чтобы оно помогло тебе сделать то, что ты хочешь! Тот нечастый случай, когда уже сама идея звучит абсурдно. Как будто бы для перестроения окружения не нужна сила воли. Ещё как нужна. А когда начинаешь читать книгу, то понимаешь, что всё ещё хуже. Почти все грехи подобной литературы под одной обложкой. Разумеется, тебе обещают всего, сразу и побольше:
Успешно сформировав свои среды, вы будете процветать. Вы будете достигать целей бо́льших, чем можете представить сейчас. Вы будете жить в соответствии со своими высшими ценностями без постоянной концентрации силы воли. Вы будете счастливы. Ваши отношения будут глубокими и значимыми. И вы будете заняты работой, для выполнения которой и оказались на этой планете.
На каждой странице и по любому поводу отсылки к разным авторитетам. Иногда это цитаты из других книг (что нормально), а иногда — фразы типа «согласно 50 годам исследований теории педагогики...» (что совершенно неприемлемо). Структура изложения скорее похожа на живой рассказ, чем на продуманную заранее. Редкий случай, когда не удалось ни выписать, ни запомнить ни одной мысли.
Но главное то, что автор постоянно пишет «сила воли не работает», а буквально через несколько предложений предлагает установить себе жёсткий предел и «никогда не тратить больше 10 минут в день на „Фейсбук“», «перестать желать» вредной еды или вот ещё простой пример:
Вот простой пример: я пообещал никогда не пить алкоголь. Я не смотрю свысока на тех, кто его употребляет. Просто я понял, что, отказавшись от спиртного, упрощу свою жизнь, и так и произошло.
Или вот ещё хороший советик для людей со слабой волей:
Вам понадобится тренировать рефлекс, пока он не станет привычным стимулом в ответ на негативный фактор. Вы не можете просто поддаться искушению и сказать: «В другой раз».
Не рекомендую.
А потом начал с горя читать «Ada or Ardor» Набокова, книга хорошая, но уж больно сложная (для меня), поэтому читать я её планирую ещё долго. Надеюсь хоть в апреле окончить.
6 марта 2020
Книга про то, как правильно ставить цели в компании. Короче, надо использовать OKR-ы, это значит objectives и key results. Objective — это, собственно, цель, которую вы хотите достичь. И для каждой такой цели вы формулируете key results — те результаты, которые должны привести к достижению этой цели. Цель — она такая мотивирующая и вдохновляющая. А результаты — конкретные и чёткие. Впечатляет? А ведь это ещё не всё. Чтобы всё работало, должны выполняться четыре условия (автор почему-то называет их superpowers). Во-первых (focus), эти OKR-ы должны быть сфокусированы на самое важное. То есть делать надо то, что важно, а то, что неважно, не делать. Во-вторых (align), OKR-ы всех сотрудников компании должны работать сообща и согласовано, а не как лебедь, рак и эта рыба. В-третьих (track), за выполнением OKR-ов надо следить, и анализировать, почему получился именно такой результат. И в-четвёртых (stretch), цели надо ставить амбициозные, чтобы они требовали чуть больше усилий для их достижения. А ещё нужно проводить с сотрудниками встречи один на один. И всё это заработает, только если сначала выстроить правильную корпоративную культуру.
Вот, я пересказал всю книгу. Весь остальной текст — примеры того, как компании жили плохо (или средненько) до OKR-ов, а с OKR-ами стали жить прекрасно и даже лучше. Ну и в целом про то, какие же эти OKR-ы замечательные. Если честно, я так и не понял, в чём их новаторство, всё это звучит, как довольно очевидные вещи (ну может, кроме того, что все в компании видят цели всех своих коллег). И написано ну очень уж продающе и напористо. Хотя истории из жизни компаний местами интересные. Как-то так.
Решил вот перечитать. Сейчас, посмотрев свежим взглядом, понимаю, что никакая это не художественная литература, а основательная философская работа, развитие тем, начатых в Generation «П». С этой точки зрения очень хорошо, не сказать, чтоб особо ново и оригинально, но всё же увлекает. Но вот на этом фоне идей зачем-то есть какие-то персонажи, как бы сюжет и даже какой-то конфликт. Всё это ощущается чужеродно и ненужно. Есть тут ещё и афоризмы, это наверное одна из самых разошедшихся на цитаты книг Пелевина: тут и про клоуна и пидарасов, и «вот на этом невысказанном предположении...», и про «мой тип потребления, как сейчас говорят, сосёт и причмокивает». Но тут чего удивительного, это всегда было сильной стороной Пелевина, он эти афоризмы может генерить с пулемётной скоростью. Ощущение, как от вот этих его ранних строк:
Прямо перед ним на подстилке из озёрного камыша, перевитого синими шёлковыми шнурами, храпел, раскинув ноги и руки, великий поэт И По. Рядом с ним ёжилась от холода известная куртизанка Чжэнь Чжао по прозвищу Летящая ласточка. И По спихнул её с подстилки, и ей было холодно. Император с интересом наблюдал за ними уже четверть стражи, ожидая, чем всё кончится. Наконец Чжэнь Чжао не выдержала, почтительно тронула И По за плечо и сказала:
— Божественный И! Прошу простить меня за то, что я нарушаю ваш сон, но, разметавшись на ложе, вы совсем столкнули меня на холодные плиты пиршественного зала.
И По, не открывая глаз, пробормотал:
— Посмотри, как прекрасна луна над ивой.
Чжэнь Чжао подняла взгляд, на её юном лице отразился восторг и трепет, и она надолго замерла на месте, позабыв про И По и источающие холод плиты. Император проследил за её взглядом — действительно, в узком окне была видна верхушка ивы, чуть колеблемая ветром, и яркий край лунного диска.
Надо чего-нибудь нового у него почитать.
Книга про повседневную жизнь в Англии в 14 веке. Несмотря на игривое название, написана она достаточно нейтрально, но при этом читается легко, а материал подобран хорошо и щепетильно, с кучей ссылок на источники. Хорошая историческая книга, рекомендую.
Роман про девушку, которая вместе с мужем живёт в пустых чужих летних домах на побережье Флориды. Очень медитативный, практически до укачивания. Спокойный и безумный одновременно. Я не знаю, существует ли особый дух американской литературы 80-х, но если существует, то в этом романе он точно есть. Мне понравилось.
Книга про повседневную жизнь в Англии, но теперь во времена правления Елизаветы I. Абсолютно всё такой же формат, что и предыдущей книге, разве что чуть подробнее. Всё так же хорошо, всё так же рекомендую.
Соцреализм про революцию и гражданскую войну. Всё идеологически верно, с погружением в атмосферу. Восторгов особых нет, но какая-то энергия определённо присутствует.
Книга про дзен. Суть книги в том, чтобы понять, что у тебя нет головы. Точнее, с этого стоит начать. А вообще, про дзен, про самого автора, про философию, про практику, много про что. Люблю такие книги, с одной стороны, текст очень бессистемный, а с другой — понимаешь, что потому он и уникальный, штучный. Книга небольшая, читается легко, впечатления очень свежие.
Sally exhibited her sandwich. Shredded carrots and a few raisins lay between two large pieces of underdone bread. The bread was damp and pale, as though it had seen something terrible.
Она стояла в дверях, грациозно изогнувшись; чувственные ноздри, знакомые с кокаином, вздрагивали.
There was a big red moon, full as a blood-filled tick, hanging overhead.
“Nice moon,” he said. “Nice moon.”
It was clear to Liberty that it was a somewhat alarming-looking moon.
The bar was small and dark and its parking lot was vast and dark.
There had been a sandcastle contest there the day before and the beach was humpy with failures.
— Видишь небо? Оно голубое. А ведь у тебя такие же глаза. Это нехорошо. У тебя глаза должны быть серые, стальные. Голубые — это что-то чересчур нежное.
В лавках цирюльников часто стоят цитры или лютни, и клиентам разрешается играть на них в ожидании своей очереди.
Темнота развязала руки. В чёрной темени легче раздавить человека: даже шакал и тот любит ночь, а ведь и он нападает только на обречённых.
It was a duck mask, the duck’s expression registering surprise and concern. It was not Donald Duck. It was a duck personality entirely different from Donald’s.
2 февраля 2020
Книга авторитетного нейробиолога, лауреата Нобелевской премии о том, как в мозгу устроен процесс запоминания, и о том, как наука продвигалась в этом направлении. Книга, конечно, не претендует на то, чтобы рассказать, как же там всё устроено от начала до конца. Во-первых, несмотря на значительный прогресс, знаем мы на самом деле ещё очень мало, а во-вторых, то, что науке известно, очень тяжело воспринимать неспециалисту. Поэтому книга скорее обзорная, но написана очень живо, с отдаёт должное и Фрейду, и Канту, и Гиппократу, и технические подробности тоже есть. Работает всё, кстати, простенько, примерно так:
Внешний раздражитель, такой как удар тока в заднюю часть тела животного, вызывает активацию модуляторных интернейронов, выделяющих серотонин. Этот серотонин действует на сенсорные нейроны, повышая в них концентрацию циклического АМФ, в результате чего протеинкиназа А и MAP-киназа поступают в ядро и активируют белок CREB. Активация CREB, в свою очередь, вызывает экспрессию генов, которая меняет клетку в структурном и функциональном отношении.
А ещё книга очень личная, Кандель пишет о своём детстве, бегстве из Вены перед войной, научной карьере и семье. Вот из всего этого и складывается по-настоящему хорошая книга.
Гоголь действительно крут. Я даже не знаю другого «классического» русского писателя, у которого было бы всё так хорошо с (прости господи) сторителлингом. Такое ощущение, что автор заботится о тебе, думает о том, чтоб тебе было интересно. По-моему, это очень не свойственно нашей литературе 19 века. Очень люблю у Гоголя (в «Мёртвых душах» тоже такое есть), как он отпускает героя жить в своём времени, сам продолжает рассказ, а затем ловит героя обратно в фокус внимания:
Покамест Каленик достигнет конца пути своего, мы, без сомнения, успеем кое-что сказать о нём.
И потом:
Но мы почти всё уже рассказали, что нужно, о голове; а пьяный Каленик не добрался ещё и до половины дороги...
Всё остальное тоже хорошо: атмосфера, разные оттенки сказочности, юмор, в общем, чего и говорить.
Всякие медицинские байки. Автор — врач и судмедэксперт — рассказывает о всяких случаях из своей (и чужой) практики. Местами звучит невероятно, местами язык уж чересчур неестественно «разговорный», но какая разница. Послушать медицинские байки всегда приятно, не на заумную лекцию пришли.
Я бы сказал, что это эссе. Или лонг лонг рид. В общем, текст про то, как во Владивосток попали подержанные праворульные японские машины, и какую важное месте они заняли как в жизни города, так и в сердце автора. Сложно назвать художественным произведением, но и нехудожественным тоже сложно. Местами интересно, местами колоритно, но много и водянистого. Не знаю, кому мог бы порекомендовать, но не жалею, что прочёл.
Теперь только разглядел он, что возле огня сидели люди, и такие смазливые рожи, что в другое время бог знает чего бы не дал, лишь бы ускользнуть от этого знакомства.
Состояние последнего военного, старшего лейтенанта, оставалось стабильно-критическим. Это значит, что в любой момент помереть может, да только вот чего-то долго не мрёт.
...Позвольте, милостивый государь, позвольте! — говорил он, подступая к нему и размахивая руками, как будто бы кто-нибудь его не допускал или он продирался сквозь толпу...
Через несколько дней я записался на курсы вождения, около месяца спустя получил права, а на следующий день после этого купил машину.
Её состояние называлось «сел и поехал». Так я и поступил.
...он рассказал ему, как один школьник, учившийся у какого-то дьяка грамоте, приехал к отцу и стал таким латыньщиком, что позабыл даже наш язык православный. Все слова сворачивает на ус. Лопата у него — лопатус, баба — бабус. Вот, случилось раз, пошли они вместе с отцом в поле. Латыньщик увидел грабли и спрашивает отца: «Как это, батьку, по-вашему называется?» Да и наступил, разинувши рот, ногою на зубцы. Тот не успел собраться с ответом, как ручка, размахнувшись, поднялась и — хвать его по лбу. «Проклятые грабли! — закричал школьник, ухватясь рукою за лоб и подскочивши на аршин, — как же они, чёрт бы спихнул с мосту отца их, больно бьются!» Так вот как! Припомнил и имя, голубчик!
Бóльшая часть офицеров пила выморозки и умела таскать жидов за пейсики не хуже гусаров; несколько человек даже танцевали мазурку, и полковник П*** полка никогда не упускал случая заметить об этом, разговаривая с кем-нибудь в обществе. «У меня-с, — говорил он обыкновенно, трепля себя по брюху после каждого слова, — многие пляшут-с мазурку; весьма многие-с; очень многие-с».
Такая острота показалась не совсем глупою винокуру, и он тот же час решился, не дожидаясь одобрения других, наградить себя хриплым смехом.
...человек, взглянувший на него, уже готов был сознаться, что в этой чудной душе кипят достоинства великие, но которым одна только награда есть на земле — виселица.
Фома Григорьевич готов уже был оседлать нос свой очками...
Курящий мент на всякий случай присматривал, чтобы с трупом ничего не случилось. Он явно нёс за него какую-то ответственность, но, похоже, не хотел, чтобы проходящие мимо граждане соотносили его с трупом.
У нас федеральная трасса только одна, потому что и направление одно — на запад. Владивосток — тупик империи, конец рельсов и географии.
Под носом торчали у него коротенькие и густые усы; но они так неясно мелькали сквозь табачную атмосферу, что казались мышью, которую винокур поймал и держал во рту своём, подрывая монополию амбарного кота.