Влад Старостин со своим блогом
Пишите мне на mail@vladstarostin.ru. Подписывайтесь через RSS
Влад Старостин со своим блогом
Пишите мне на mail@vladstarostin.ru. Подписывайтесь через RSS
29 декабря 2020
Современная российская проза, сборник коротких рассказов-зарисовок. Разумеется, очередная чернуха. Детдомовские дети, бедность, маршрутки, циничные врачи без капли сочувствия, в общем, всё как обычно. При этом ладно бы это было фоном для чего-то ещё. Но нет, суть именно в этом. Откуда такой жанр возник и почему продолжает как-то существовать и регулярно попадать в шорт-листы местных премий, мне непонятно. Понравилось, как описаны некоторые психические отклонения. Но в целом, конечно, мрак.
О Джордане Питерсоне, как и многие, я узнал из этого интервью. Впечатлили его полемические способности и умение выражать мысли, вот и решил прочесть его книгу.
Понравилось. Вообще таких книг сейчас мало пишут. Могу разве что ещё Талеба из похожего вспомнить. Мало книг, где достаточно умный автор рассуждает о разном. Это можно понять, такой жанр легко критиковать, сложно продавать и невозможно поставить в один ряд с чем-то подобным. Тут уместна цитата из самой книги (правда по другому поводу, но очень созвучна моей мысли):
Now, an idea is not the same thing as a fact. A fact is something that is dead, in and of itself. It has no consciousness, no will to power, no motivation, no action. There are billions of dead facts. The internet is a graveyard of dead facts. But an idea that grips a person is alive. It wants to express itself, to live in the world.
Так-то книга про этику с отступлениями в разные смежные темы. Не скажу, что легко читается, я ожидал более доступного изложения от книги с таким названием. Не вижу смысла пересказывать, вижу смысл порекомендовать.
Роман о России начала 20 века. О гражданской войне и эмиграции. Но роман скорее образный, личный и ассоциативный, чем насыщенный персонажами и событиями. Хорошо написан. Вроде бы ничего не блестит и манит, но оставляет интересное послевкусие. Рекомендую. Заодно рекомендую его «Ночные дороги», тоже прекрасная книга.
...печальные, закисающие глаза...
...он всегда прекрасно понимал всё, что читал, — и понимание его превышало его собственные душевные возможности...
Но снаряд попал в соседний вагон, набитый ранеными офицерами; и из него сразу понеслась целая волна криков — как это бывает в концерте, когда дирижёр быстрым движением вдруг вонзает свою палочку в правое или левое крыло оркестра и оттуда мгновенно рвётся вверх целый фонтан звона, шума и трепета струн.
6 декабря 2020
Каким-то образом постоянно натыкался на восторженные отзывы об этом произведении, особенно о втором томе (это первый). Ещё в этом году автор скончался, вот и решил почитать. Это что-то типа современного как бы фантастического фэнтези, со щедро наваленными пошлостями и расчленёнками (по-сорокински, в плохом смысле) и с персонажами и примерной сюжетной линией сказки про Буратино. А может быть, это всё пародия на всё это, где уж тут в наше время понять. Книга оставила интересное чувство. С одной стороны, нравится тут нечему, как литературное произведение — так себе. С другой стороны — фантазия и изобретательность автора вызывают уважение, и с ними соприкасаться интересно, хоть и через толстый матрац плохой литературной формы. Рекомендовать никому не буду, но со вторым томом тоже ознакомлюсь.
Книга (от 1962 года) нобелевского лауреата по экономике о том, что свободный рынок — это хорошо и решает все проблемы, а вмешательство в свободный рынок — это плохо и проблемы создаёт. Со многими тезисами автора я согласен, но та однобокость и догматичность, с какой он их преподносит, мне очень не понравилась. Понятно, что во многих случаях свободный рынок — это прекрасно (например, розничная торговля продуктами), а где-то без вмешательства государства обойтись сложно (например, доставка почты в малонаселённые регионы, это попросту невыгодно, и без государственной компании или дотаций тут просто не обойтись). И вот Фридман уверенно критикует государственное вмешательство, там где это легко, а а там где сложно — в худших манипулятивных традициях обходит вопрос стороной. Вот простой пример (где он предлагает снизить государственное вмешательство в установление валютного курса):
Выступать за колеблющийся валютный курс не значит выступать за нестабильный валютный курс. Если мы поддерживаем систему свободных цен, это не значит, что нам нравится система, при которой цены скачут вверх и вниз, как безумные. Мы выступаем за систему, при которой цены колеблются свободно, однако ценообразующие факторы достаточно стабильны, чтобы цены колебались в каком-то умеренном диапазоне.
Иными словами, хочется, чтоб всё было свободно, но в то же время стабильно. Каким образом достигается эта стабильность в абсолютно свободной системе, непонятно. Рассуждая об антимонопольном законодательстве, он утверждает, что картели возможны только при «подпирающей» государственной поддержке. Или говоря о системе лицензирования врачей, он называет её ограничивающей свободу, мол, что мы не в состоянии сами выбрать себе врача? Или ещё вот
Разумеется, целесообразность столь радикальных профилактических мер, направленных против возможного мошенничества, представляется сомнительной, поскольку нарушаемые в данном случае контракты носят добровольный характер.
Зачем бороться с условными микрокредитами под 100500%, если всё добровольно? (Справедливости ради, дальше он признаёт, что где-то (в сферах, «потенциально благодатных для мошенничества») это всё-таки может быть оправдано.)
В общем, польза свободного рынка понятна и очевидна, интересно бы почитать о том, что делать, где он работает не очень. Но в книге про это ничего нет.
Так-то по нынешним SJW-временам книгу можно бы и запретить. Например, он выступает за то, чтобы работодатели сами решали, кого нанимать, а кого нет. И если кто-то не хочет нанимать на работу негров (или белых) — это его священное право. Да уже и эти вполне логичные вопросы звучат сегодня крамольно:
Если у бизнесменов есть некая социальная ответственность, кроме получения максимальной прибыли для своих акционеров, то откуда им узнать, в чём она состоит? Хорошо ли будет, если никем, кроме самих себя, невыбранные частные лица станут решать, в чём состоит общественный интерес? Смогут ли они решить, какое бремя им будет целесообразно возложить на себя или на своих акционеров, чтобы послужить этому общественному интересу?
А ещё узнал про принудительный выкуп золота у населения США в 1933 и запрет на его хранение, которых длился вплоть до 1974. Казалось бы, царство свободы, не то что у нас, а оно вон как.
Повесть Толстого про Кавказ и жизнь рядом с природой в противовес пресыщенному свету. Как всегда у Толстого, форма проигрывает содержанию. Но за содержание мы его и любим. Персонажи, стиль, психологизм — всё хорошо, но без восторгов. Всё-таки не крупная проза, которая у него и правда выходила шедевральной.
Отдельно запомнился этот глубокомысленный отрывок:
Абреки сидели под горой в болоте. Оленина поразило место, в котором они сидели. Место было такое же, как и вся степь, но тем, что абреки сидели в этом месте, оно как будто вдруг отделилось от всего остального и ознаменовалось чем-то. Оно ему показалось даже именно тем самым местом, в котором должны были сидеть абреки.
Рассказы, опубликованные в блоге Slate Star Codex автором, известным как Scott Alexander. Блог я особо не читал, а вот рассказы понравились. Математически-парадоксальные этюды, приятные кусочки пищи для ума. Рекомендую, если ещё не читали.
Дневниковые записи за 1901—1902, 1911—1913 и за 1917—1921. Как и подобает дневнику, сумбурно и очень лично. Чтение тяжёлое, сообразно судьбе автора. Вряд ли мог бы кому-то рекомендовать.
Было время, когда мои пошлости приглашали девиц к невоздержности, — и это их не губило, но оставляло неизбежно след (не грязноватый ли?). Я же выходил сух из воды.
Доктор, разумеется, мог констатировать только случай отравления, впрочем, сомневался в составе яда и предложил вскрытие, за что был спущен с позором с лестницы ревущим и беснующимся отцом.
...свои непрестанно развивавшиеся идеи он не сумел вместить в те сжатые формы, которых искал; в этом искании сжатых форм было что-то судорожное и страшное, как во всём душевном и физическом облике его.
Как всегда бывает в дальней дороге, на первых двух-трёх станциях воображение остаётся в том месте, откуда едешь, и потом вдруг, с первым утром, встреченным в дороге, переносится к цели путешествия и там уже строит за̀мки будущего.
Если бы я был моложе, на меня всё это производило бы сложное впечатление. Теперь производит только впечатление путаницы.
С утра стал разбирать записные книжки — прошлое дохнуло хмелем.
1 ноября 2020
Хорошие мемуары. Никулин отличный рассказчик. Очень позитивная книга. В основном, про цирк.
Современная российская проза. История деревеньки на берегу Амура где-то в первой половине прошлого века. Почему-то в этой деревеньке все держатся обособленно по национальному признаку. Есть русские, китайцы и евреи. Евреи очень предприимчивые, начитанные, каббала у них и големы. Китайцы очень работящие, непритязательные, у них сложная религия, всякая китайская медицина, каллиграфия, да чего у них только нет. Ещё есть русские, они пьют водку. Описано это примерно так:
Неделю потом Толька пил, не просыхая, даже из канавы не вставал — туда ему дед Еремей приносил самогону на опохмел, самого лучшего, от Рыбихи, вливал осторожно в открытый чавкающий рот, заботливо говорил:
— Вот так вот… Вот так оно лучше. Так оно благороднее.
Чего благородного было в том, чтобы пить в канаве из ведра как последняя свинья, никто не знал, но и уточнять тоже не решались.
В общем, максимально неприятные ребята. Чего у этих русских есть в культурном плане, из книги непонятно, видимо ничего. Потом ещё от русских ушли женщины, и стали жить как амазонки, очень воинственные, русские пытались с ними сражаться, но разумеется потерпели унизительное поражение. Ну а ещё там есть всякая нечисть, русалки, проклятые дома и тому подобное, это почему-то нынче модно в российской литературе. Сужу по книгам, что читал, выбирая наугад, может везёт так просто.
Эту книгу не рекомендую.
Путеводитель по древней Греции второго века нашей эры. Рассказано о регионах, их достопримечательностях, истории, мифах, героях. Случайные вещи, которые запомнились:
Мне понравилась, хоть и читается непросто: книга большая и довольно сухо написанная.
...у него такая фигура, какая бывает у подвыпившего человека, когда он поёт...
Текст он произносил громким, хрипловатым голосом, немного шепелявя. Именно о таких артистах Арнольд говорил: «У него рот полон дикции».
Тот, который называется «Филометор», был восьмым потомком Птолемея, сына Лага, прозвище же свое он получил в насмешку, так как мы не знаем ни одного из царей, который был бы так ненавидим своей матерью...
...направо находится храм Артемиды Лимнайи (Озерной). При первом взгляде ясно, что крыша у него обрушилась...
...обе эти статуи сделаны без всякого искусства: статуя Зевса Мейлихия похожа на пирамиду, а статуя Артемиды — на колонну.
27 сентября 2020
Прочитал ещё один роман Набокова на английском (а также немного на французском, и на россыпи русских слов). С каждым следующим романом читать всё тяжелее, но оно того стоит. Определённо, мой самый любимый его роман из англоязычных и второй (после «Дара») в целом.
Сюжетно роман — о кровосмесительной любви между братом и сестрой, начавшейся в их подростковом возрасте и продолжавшейся всю жизнь. Всё это на фоне альтернативной реальности конца 19-го и начала 20-го веков. Да сюжет не важен на самом деле, как и персонажи, они лишь ноты в этой симфонии. Так-то это очередное путешествие в набоковский мир, где аттракционы всё те же: аристократизм, русская литература, французская литература, насекомые, зарисовки дворянского детства, инцест, приходящая на смену пошлость и так далее. Разумеется, вскользь упомянуты привычные более узкие темы, типа германофобии или шахмат.
Здесь смакование этих тем доходит до своего апогея, уже не нужно пытаться встроить их в «реальный» мир, вместо этого весь мир романа подстраивается под то, что интересно автору. Это похоже на порно-тексты, где всё повествование следует за возбуждением автора. «Порно» здесь конечно в очень широком смысле, хотя и эротики в романе предостаточно. И этот жанр Набоков своим владением словом, наблюдательностью и изобретательностью (а ещё рекордным для себя количеством отсылок) как обычно поднимает на космический уровень.
Если вам нравится Набоков и вы готовы продираться через английские слова, которые вы скорее всего больше не встретите, то это для вас.
Осознал, кстати, отсылку к этому роману в «Гиперионе» Симмонса. Там в одной из историй фигурируют ковры-самолёты, как и в мире «Ады». По словам Симмонса, они изобретены
...by Vladimir Sholokov, Web-famous lepidopterist and EM systems engineer, and it may well have been the one he gave to his teenaged niece. Sholokov’s love for the young girl had become legend, as had the fact that she spurned the gift of the flying carpet.
Читая Гиперион первый раз, совершенно это пропустил, рад, что в итоге обнаружил.
...discreet smile of mysterious complicity...
...a certain Ivan Ivanov of Yukonsk, described as an ‘habitually intoxicated laborer’ (‘a good definition,’ said Ada lightly, ‘of the true artist’)...
...the slat-stayed, veiled, heavily curtained windows which made the morning as difficult to disrobe as a crinolined prude...
On her other side, crosslegged on a mat, sat Pedro (surname unknown, stagename forgotten), a repulsively handsome, practically naked young actor, with satyr ears, slanty eyes, and lynx nostrils...
The windows in the black castle went out in rows, files, and knight moves.
...blyadushka (cute whorelet)...
Their mouths ‘echoed’ in tone (but not tint) each other’s lipstick; their eyes were made up in a ‘surprised bird-of-paradise’ style...
...good and sur-royally antlered general...
Demon’s twofold hobby was collecting old masters and young mistresses. He also liked middle-aged puns.
‘Nu uzh ne znayu (well, I don’t know),’ muttered Lucette (echoing faithfully her mother’s dreary intonation in that phrase, which seemingly implied an admission of error and ignorance, but tended somehow — owing to a hardly perceptible nod of condescension rather than consent — to dull and dilute the truth of her interlocutor’s corrective retort).
...making swimming gestures behind their backs in search of the furs...
...mizernoe and bizarre...
He had prepared one of those phrases that sound right in dreams but lame in lucid life...
5 апреля 2020
Современный русский роман. История про подменённых детей, начавшаяся в СССР, продолжившаяся в 90-е и завершившаяся где-то в условном сейчас. До чего же мерзкая книга. СССР состоит в основном из опустившихся алкоголиков и алкоголичек, мужчин, бросающих беременных подруг и избивающих жён, номенклатурного быдла да и просто гадких людей, всегда готовых предать, обворовать и обмануть. 90-е состоят из тех же типажей, разве что добавляются наглые бандиты и продажные менты. Есть ещё и как бы протагонисты, которые умудряются вопреки всему как-то в этом чане в дерьмом выживать. И всё это рассказано со смаком, с увлечением, игриво даже как-то. Ну и как вишенка на торте рядом выведена (в виде несуществующей страны Монтегаския) условная Европа, где всё просто бесконечно хорошо, законы работают, людей любят и вообще царство справедливости. Мерзкая, очень мерзкая книга.
Книга по саморазвитию. Идея следующая. Не можешь сделать то, что хочешь, потому что не хватает силы воли? Перестрой своё окружение, чтобы оно помогло тебе сделать то, что ты хочешь! Тот нечастый случай, когда уже сама идея звучит абсурдно. Как будто бы для перестроения окружения не нужна сила воли. Ещё как нужна. А когда начинаешь читать книгу, то понимаешь, что всё ещё хуже. Почти все грехи подобной литературы под одной обложкой. Разумеется, тебе обещают всего, сразу и побольше:
Успешно сформировав свои среды, вы будете процветать. Вы будете достигать целей бо́льших, чем можете представить сейчас. Вы будете жить в соответствии со своими высшими ценностями без постоянной концентрации силы воли. Вы будете счастливы. Ваши отношения будут глубокими и значимыми. И вы будете заняты работой, для выполнения которой и оказались на этой планете.
На каждой странице и по любому поводу отсылки к разным авторитетам. Иногда это цитаты из других книг (что нормально), а иногда — фразы типа «согласно 50 годам исследований теории педагогики...» (что совершенно неприемлемо). Структура изложения скорее похожа на живой рассказ, чем на продуманную заранее. Редкий случай, когда не удалось ни выписать, ни запомнить ни одной мысли.
Но главное то, что автор постоянно пишет «сила воли не работает», а буквально через несколько предложений предлагает установить себе жёсткий предел и «никогда не тратить больше 10 минут в день на „Фейсбук“», «перестать желать» вредной еды или вот ещё простой пример:
Вот простой пример: я пообещал никогда не пить алкоголь. Я не смотрю свысока на тех, кто его употребляет. Просто я понял, что, отказавшись от спиртного, упрощу свою жизнь, и так и произошло.
Или вот ещё хороший советик для людей со слабой волей:
Вам понадобится тренировать рефлекс, пока он не станет привычным стимулом в ответ на негативный фактор. Вы не можете просто поддаться искушению и сказать: «В другой раз».
Не рекомендую.
А потом начал с горя читать «Ada or Ardor» Набокова, книга хорошая, но уж больно сложная (для меня), поэтому читать я её планирую ещё долго. Надеюсь хоть в апреле окончить.
6 марта 2020
Книга про то, как правильно ставить цели в компании. Короче, надо использовать OKR-ы, это значит objectives и key results. Objective — это, собственно, цель, которую вы хотите достичь. И для каждой такой цели вы формулируете key results — те результаты, которые должны привести к достижению этой цели. Цель — она такая мотивирующая и вдохновляющая. А результаты — конкретные и чёткие. Впечатляет? А ведь это ещё не всё. Чтобы всё работало, должны выполняться четыре условия (автор почему-то называет их superpowers). Во-первых (focus), эти OKR-ы должны быть сфокусированы на самое важное. То есть делать надо то, что важно, а то, что неважно, не делать. Во-вторых (align), OKR-ы всех сотрудников компании должны работать сообща и согласовано, а не как лебедь, рак и эта рыба. В-третьих (track), за выполнением OKR-ов надо следить, и анализировать, почему получился именно такой результат. И в-четвёртых (stretch), цели надо ставить амбициозные, чтобы они требовали чуть больше усилий для их достижения. А ещё нужно проводить с сотрудниками встречи один на один. И всё это заработает, только если сначала выстроить правильную корпоративную культуру.
Вот, я пересказал всю книгу. Весь остальной текст — примеры того, как компании жили плохо (или средненько) до OKR-ов, а с OKR-ами стали жить прекрасно и даже лучше. Ну и в целом про то, какие же эти OKR-ы замечательные. Если честно, я так и не понял, в чём их новаторство, всё это звучит, как довольно очевидные вещи (ну может, кроме того, что все в компании видят цели всех своих коллег). И написано ну очень уж продающе и напористо. Хотя истории из жизни компаний местами интересные. Как-то так.
Решил вот перечитать. Сейчас, посмотрев свежим взглядом, понимаю, что никакая это не художественная литература, а основательная философская работа, развитие тем, начатых в Generation «П». С этой точки зрения очень хорошо, не сказать, чтоб особо ново и оригинально, но всё же увлекает. Но вот на этом фоне идей зачем-то есть какие-то персонажи, как бы сюжет и даже какой-то конфликт. Всё это ощущается чужеродно и ненужно. Есть тут ещё и афоризмы, это наверное одна из самых разошедшихся на цитаты книг Пелевина: тут и про клоуна и пидарасов, и «вот на этом невысказанном предположении...», и про «мой тип потребления, как сейчас говорят, сосёт и причмокивает». Но тут чего удивительного, это всегда было сильной стороной Пелевина, он эти афоризмы может генерить с пулемётной скоростью. Ощущение, как от вот этих его ранних строк:
Прямо перед ним на подстилке из озёрного камыша, перевитого синими шёлковыми шнурами, храпел, раскинув ноги и руки, великий поэт И По. Рядом с ним ёжилась от холода известная куртизанка Чжэнь Чжао по прозвищу Летящая ласточка. И По спихнул её с подстилки, и ей было холодно. Император с интересом наблюдал за ними уже четверть стражи, ожидая, чем всё кончится. Наконец Чжэнь Чжао не выдержала, почтительно тронула И По за плечо и сказала:
— Божественный И! Прошу простить меня за то, что я нарушаю ваш сон, но, разметавшись на ложе, вы совсем столкнули меня на холодные плиты пиршественного зала.
И По, не открывая глаз, пробормотал:
— Посмотри, как прекрасна луна над ивой.
Чжэнь Чжао подняла взгляд, на её юном лице отразился восторг и трепет, и она надолго замерла на месте, позабыв про И По и источающие холод плиты. Император проследил за её взглядом — действительно, в узком окне была видна верхушка ивы, чуть колеблемая ветром, и яркий край лунного диска.
Надо чего-нибудь нового у него почитать.
Книга про повседневную жизнь в Англии в 14 веке. Несмотря на игривое название, написана она достаточно нейтрально, но при этом читается легко, а материал подобран хорошо и щепетильно, с кучей ссылок на источники. Хорошая историческая книга, рекомендую.
Роман про девушку, которая вместе с мужем живёт в пустых чужих летних домах на побережье Флориды. Очень медитативный, практически до укачивания. Спокойный и безумный одновременно. Я не знаю, существует ли особый дух американской литературы 80-х, но если существует, то в этом романе он точно есть. Мне понравилось.
Книга про повседневную жизнь в Англии, но теперь во времена правления Елизаветы I. Абсолютно всё такой же формат, что и предыдущей книге, разве что чуть подробнее. Всё так же хорошо, всё так же рекомендую.
Соцреализм про революцию и гражданскую войну. Всё идеологически верно, с погружением в атмосферу. Восторгов особых нет, но какая-то энергия определённо присутствует.
Книга про дзен. Суть книги в том, чтобы понять, что у тебя нет головы. Точнее, с этого стоит начать. А вообще, про дзен, про самого автора, про философию, про практику, много про что. Люблю такие книги, с одной стороны, текст очень бессистемный, а с другой — понимаешь, что потому он и уникальный, штучный. Книга небольшая, читается легко, впечатления очень свежие.
Sally exhibited her sandwich. Shredded carrots and a few raisins lay between two large pieces of underdone bread. The bread was damp and pale, as though it had seen something terrible.
Она стояла в дверях, грациозно изогнувшись; чувственные ноздри, знакомые с кокаином, вздрагивали.
There was a big red moon, full as a blood-filled tick, hanging overhead.
“Nice moon,” he said. “Nice moon.”
It was clear to Liberty that it was a somewhat alarming-looking moon.
The bar was small and dark and its parking lot was vast and dark.
There had been a sandcastle contest there the day before and the beach was humpy with failures.
— Видишь небо? Оно голубое. А ведь у тебя такие же глаза. Это нехорошо. У тебя глаза должны быть серые, стальные. Голубые — это что-то чересчур нежное.
В лавках цирюльников часто стоят цитры или лютни, и клиентам разрешается играть на них в ожидании своей очереди.
Темнота развязала руки. В чёрной темени легче раздавить человека: даже шакал и тот любит ночь, а ведь и он нападает только на обречённых.
It was a duck mask, the duck’s expression registering surprise and concern. It was not Donald Duck. It was a duck personality entirely different from Donald’s.
2 февраля 2020
Книга авторитетного нейробиолога, лауреата Нобелевской премии о том, как в мозгу устроен процесс запоминания, и о том, как наука продвигалась в этом направлении. Книга, конечно, не претендует на то, чтобы рассказать, как же там всё устроено от начала до конца. Во-первых, несмотря на значительный прогресс, знаем мы на самом деле ещё очень мало, а во-вторых, то, что науке известно, очень тяжело воспринимать неспециалисту. Поэтому книга скорее обзорная, но написана очень живо, с отдаёт должное и Фрейду, и Канту, и Гиппократу, и технические подробности тоже есть. Работает всё, кстати, простенько, примерно так:
Внешний раздражитель, такой как удар тока в заднюю часть тела животного, вызывает активацию модуляторных интернейронов, выделяющих серотонин. Этот серотонин действует на сенсорные нейроны, повышая в них концентрацию циклического АМФ, в результате чего протеинкиназа А и MAP-киназа поступают в ядро и активируют белок CREB. Активация CREB, в свою очередь, вызывает экспрессию генов, которая меняет клетку в структурном и функциональном отношении.
А ещё книга очень личная, Кандель пишет о своём детстве, бегстве из Вены перед войной, научной карьере и семье. Вот из всего этого и складывается по-настоящему хорошая книга.
Гоголь действительно крут. Я даже не знаю другого «классического» русского писателя, у которого было бы всё так хорошо с (прости господи) сторителлингом. Такое ощущение, что автор заботится о тебе, думает о том, чтоб тебе было интересно. По-моему, это очень не свойственно нашей литературе 19 века. Очень люблю у Гоголя (в «Мёртвых душах» тоже такое есть), как он отпускает героя жить в своём времени, сам продолжает рассказ, а затем ловит героя обратно в фокус внимания:
Покамест Каленик достигнет конца пути своего, мы, без сомнения, успеем кое-что сказать о нём.
И потом:
Но мы почти всё уже рассказали, что нужно, о голове; а пьяный Каленик не добрался ещё и до половины дороги...
Всё остальное тоже хорошо: атмосфера, разные оттенки сказочности, юмор, в общем, чего и говорить.
Всякие медицинские байки. Автор — врач и судмедэксперт — рассказывает о всяких случаях из своей (и чужой) практики. Местами звучит невероятно, местами язык уж чересчур неестественно «разговорный», но какая разница. Послушать медицинские байки всегда приятно, не на заумную лекцию пришли.
Я бы сказал, что это эссе. Или лонг лонг рид. В общем, текст про то, как во Владивосток попали подержанные праворульные японские машины, и какую важное месте они заняли как в жизни города, так и в сердце автора. Сложно назвать художественным произведением, но и нехудожественным тоже сложно. Местами интересно, местами колоритно, но много и водянистого. Не знаю, кому мог бы порекомендовать, но не жалею, что прочёл.
Теперь только разглядел он, что возле огня сидели люди, и такие смазливые рожи, что в другое время бог знает чего бы не дал, лишь бы ускользнуть от этого знакомства.
Состояние последнего военного, старшего лейтенанта, оставалось стабильно-критическим. Это значит, что в любой момент помереть может, да только вот чего-то долго не мрёт.
...Позвольте, милостивый государь, позвольте! — говорил он, подступая к нему и размахивая руками, как будто бы кто-нибудь его не допускал или он продирался сквозь толпу...
Через несколько дней я записался на курсы вождения, около месяца спустя получил права, а на следующий день после этого купил машину.
Её состояние называлось «сел и поехал». Так я и поступил.
...он рассказал ему, как один школьник, учившийся у какого-то дьяка грамоте, приехал к отцу и стал таким латыньщиком, что позабыл даже наш язык православный. Все слова сворачивает на ус. Лопата у него — лопатус, баба — бабус. Вот, случилось раз, пошли они вместе с отцом в поле. Латыньщик увидел грабли и спрашивает отца: «Как это, батьку, по-вашему называется?» Да и наступил, разинувши рот, ногою на зубцы. Тот не успел собраться с ответом, как ручка, размахнувшись, поднялась и — хвать его по лбу. «Проклятые грабли! — закричал школьник, ухватясь рукою за лоб и подскочивши на аршин, — как же они, чёрт бы спихнул с мосту отца их, больно бьются!» Так вот как! Припомнил и имя, голубчик!
Бóльшая часть офицеров пила выморозки и умела таскать жидов за пейсики не хуже гусаров; несколько человек даже танцевали мазурку, и полковник П*** полка никогда не упускал случая заметить об этом, разговаривая с кем-нибудь в обществе. «У меня-с, — говорил он обыкновенно, трепля себя по брюху после каждого слова, — многие пляшут-с мазурку; весьма многие-с; очень многие-с».
Такая острота показалась не совсем глупою винокуру, и он тот же час решился, не дожидаясь одобрения других, наградить себя хриплым смехом.
...человек, взглянувший на него, уже готов был сознаться, что в этой чудной душе кипят достоинства великие, но которым одна только награда есть на земле — виселица.
Фома Григорьевич готов уже был оседлать нос свой очками...
Курящий мент на всякий случай присматривал, чтобы с трупом ничего не случилось. Он явно нёс за него какую-то ответственность, но, похоже, не хотел, чтобы проходящие мимо граждане соотносили его с трупом.
У нас федеральная трасса только одна, потому что и направление одно — на запад. Владивосток — тупик империи, конец рельсов и географии.
Под носом торчали у него коротенькие и густые усы; но они так неясно мелькали сквозь табачную атмосферу, что казались мышью, которую винокур поймал и держал во рту своём, подрывая монополию амбарного кота.
8 января 2020
Сборник рассказов, современная русская проза. Вроде бы есть вот этот дух психоделики, абсурда, современности. Примерно такой, когда пишешь про героиню, которая,
...объевшись с друзьями экстази, по касательной принимала участие в утреннем групповом сексе во дворце Орсини...
И вроде бы уже настраиваешься на этот лад, готов открыться безудержному потоку авторского безумия. А никакого потока нет. Сюжета нет, языка нет, идеи нет. Дух этот вот есть. Да ещё ощущение, что автор пишет искренне. Не рискну рекомендовать.
Мемуары руководителя внешней разведки Третьего рейха. Того самого, которого Табаков в «17 мгновениях» играл. Как и во всех мемуарах фашистский деятелей, что я читал, прослеживаются две основные темы: «я ни в каких зверствах не виноват» и «я всё ещё хороший специалист, если что — обращайтесь». А так обычные шпионские мемуары, без откровений, но интересные места есть. Почему-то отдельно запомнилось это:
Сразу же после получения известия о смерти Гейдриха я выехал в Прагу. Его тело находилось во дворце Градчан. Сотрудники из ближайшего окружения Гейдриха должны были стоять в почётном карауле. Для меня оказалось нелёгким делом, потребовавшим значительных физических усилий — стоять в полной форме, со стальным шлемом на голове при температуре +38° в тени, к тому же караул сменялся только через два часа.
Особенно есть сравнить это с воспоминаниями его тогдашнего коллеги из СССР Судоплатова:
На этом этапе следствия я решил действовать в духе советов, которые давал мой предшественник и наставник Шпигельглаз своим нелегалам, пойманным с поличным и не имевшим возможности отрицать свою вину: постепенно надо перестать отвечать на вопросы, постепенно перестать есть, без объявления голодовки каждый день выбрасывать часть еды в парашу. Гарантировано, что через две-три недели вы впадете в прострацию, затем полный отказ от пищи.
Наверное, сравнение не совсем корректное, но не мог удержаться.
Вот есть сказки про детей, есть сказки про подростков — young adult, а это книга жанра new adult — сказки про людей от 18 до 30 лет. Если Гарри Поттер попал в школу магии, то тут главный герой старшеклассник попадает в колледж магии. И даже его заканчивает и вступает наконец во взрослую жизнь, с её трудностями и непонятностями. И всё это в виде сказочного фэнтези. Или фэнтезийной сказки, не знаю. Написано хорошо, живо, развлекательно. Но вот этот жанр, сказка про взросление, это не моё. Если вам такое нравится, почитайте, критики роман в основном хвалят.
...and the glasses hurled into the fireplace to ensure that no lesser toast would ever be drunk from them.
Издали его можно было принять за молодого человека, но в узком лице присутствовало нечто от сухой деревяшки.
...undisguised disgust...
In conversation he liked to address Quentin directly as “Quentin” a lot, which made him feel kind of like they were having a job interview.
Пока я пил мелкими глотками свой грейпфрутовый сок, рецензент (в манере ленивого знатока вещей) сообщил мне, что автор пишет так, чтобы было понятно муравьям, но непонятно муравьедам...
He was one of those superficially jolly people whose jolliness didn’t quite reach all the way up to his eyes.
5 декабря 2019
Мистический роман о том, как в мирный дачный посёлок вторглась всякая нечисть. Всё до самого конца книги не мог поймать настроение. Страшно что ли должно быть? Да как-то не очень. Может, скорее зарисовки дачных реалий и типажей? Есть реалии, есть типажи, но всё довольно ожидаемо и шаблонно. Может, суть в русском народно-фольклорном духе, смешавшемся с современной российской реальностью? Или это что-то слегка сатирическое? Вроде всего понемножку, но вот книгу дочитал, а зацепиться ни за что не получилось. Наверное, у меня просто дачи никогда не было.
Продолжаю открывать для себя античную литературу, а она продолжает меня радовать. Это сборник писем Сенеки своему ученику — поэту Луциллию. Письма содержат разного рода наставления: нравственные, философские, порой житейские. Главное, что поразило меня как неискушённого читателя, — насколько же это легко читается, насколько по-современному ощущается ход мыслей человека, жившего 2000 лет назад. Очень здравые рассуждения, некоторые из которых можно найти в современных развивающе-обучающих книгах. Я получил огромное удовольствие от чтения, может быть, и вам понравится.
Также продолжаю перечитывать классику. Смешанные впечатления. С одной стороны, много тонких наблюдений своего времени, глубокий главный персонаж, психологизм всякий. С другой стороны — как же многословно, безо всякого сочувствия читателю. В литературоведении существует такой термин как экфрасис. Википедия говорит нам, что «обычно в качестве примера классического экфрасиса приводится описание щита Ахилла в 18-й песне „Илиады“ Гомера, где в 120 с лишним строках описывается, что будет изображено на щите, когда его выкует Гефест». В Обломове каждая черта персонажа, каждое чувство описывается не меньшим количеством строк. Это всё работает конечно, но без изящества, без удовольствия от формы. Наверное, форма тут следует за содержанием. Книга отличная, чтение среднее.
Я много читаю кулинарных книг и обычно про них не пишу, но тут прямо очень понравилось. Составить сборник рецептов — дело нехитрое. А вот пронести через рецепты какую-то общую идею, понимание сути русской кухни, основных черт — это дорогого стоит. Рецепты всегда вторичны. И самое главное — написано с очень большой любовью к предмету, при этом без отсебятины, почти всё подкреплено ссылками на исторические источники. В общем, крайне доволен, давно искал что-то подобное. Купил сначала первый том, прочитал и тут же купил остальные два. Если интересуетесь темой, горячо рекомендую.
Книга, оформленная в виде как бы истории обучения у японского мастера-самурая. Как бы вся вот эта восточная мудрость в как бы доступной упаковке. Планомерно совершенствуйся, извлекай уроки из неудач, найди свою миссию, вот это всё. Стоит ли продолжать дальше?
Движения его были смелы и размашисты; говорил он громко, бойко и почти всегда сердито; если слушать в некотором отдалении, точно будто три пустые телеги едут по мосту.
Зима приносит стужу — приходится мёрзнуть; лето возвращает тепло — приходится страдать от жары; неустойчивость погоды грозит здоровью — приходится хворать.
Наш Зенон прибегает к такому умозаключению: «Зло не может быть славным, смерть бывает славной, значит, смерть не есть зло». — Ты своего добился — избавил меня от страха! После таких слов я не поколеблюсь склонить голову под меч.
Хитрость — всё равно что мелкая монета, на которую не купишь многого. Как мелкой монетой можно прожить час, два, так хитростью можно там прикрыть что-нибудь, тут обмануть, переиначить, а её не хватит обозреть далёкий горизонт, свести начало и конец крупного, главного события.
Велик тот человек, кто глиняной утварью пользуется как серебряной, но не менее велик и тот, кто серебряной пользуется как глиняной.
Он иногда боязливо косится на тёмный угол, ожидая, что воображение сыграет с ним штуку и покажет сверхъестественное явление.
Хотя халат этот и утратил свою первоначальную свежесть и местами заменил свой первобытный, естественный лоск другим, благоприобретенным...
Так, Сципион, тесть Гнея Помпея, отнесённый противным ветром к берегам Африки, увидав, что его корабль захвачен врагами, пронзил себя мечом, а на вопрос, где начальник, ответил: «С начальником все хорошо!»
5 ноября 2019
Мемуары генерала царской армии, во время Первой мировой войны работавшего военным атташе во Франции, а в 1920-х годах вернувшегося в СССР. На меня произвели неприятное впечатление. Я отдаю себе отчёт, что в мемуарах чаще всего принято себя расхваливать. И уж тем более я понимаю, что книга издавалась в 50-х годах и была не в последнюю очередь инструментом пропаганды. Но даже держа в уме всё это, сложно не испытывать тягостное ощущение. Мне понравилась первая часть книги, про детство Игнатьева, учёбу в пажеском корпусе и академии генштаба. Но с начала описания русско-японской войны, характер мемуаров стал каким-то гротескным, и это ощущение усиливалось до самого конца. По сути всех персонажей мемуаров можно разделить на три типа. Первые — плохие люди, их примерно 90% из всех, упоминаемых Игнатьевым. Они наглые, коварные, некомпетентные, глупые и любят выпить. Может быть, не всё это сразу, но беспокоиться не стоит, Игнатьев обязательно расскажет вам обо всех пороках. Особенно поражаешься его изобретательности в описании их внешности, лидер моего чарта: «обросшее седеющей щетиной уродливое лицо со злобным взглядом нелюдима». Следующая группа людей, скажем, 7%, это люди хорошие, но ничего не могущие сделать. Они желают добра, они честные, но плохие люди их не любят, строят им козни, а хорошие люди чаще всего проигрывают. Почти все хорошие люди в мемуарах — либо подчинённые Игнатьева, либо по крайней мере признают его авторитет. Сюда же входят мелкие, незначительные для истории люди. Ещё 2% — это иностранцы, вызывающие уважение. И есть одна группа людей, состоящая ровно из одного человека — это сам Игнатьев. Боже мой, что это за человек! Он хорош во всём, бесстрашен, умён, работоспособен, неподкупен, вежлив и умеет хорошо жить. Хорошие люди его любят, плохие люди его боятся, все его бесконечно уважают. Вот, например, слова прожжённого французского юриста, который мог «обмануть, и не просто, а так, как обманывали, вероятно, его предки, тонкие умом, какие-нибудь итальянские иезуиты.»
— Я и не скрываю,— шутливо говаривал он сам впоследствии,— я обманываю и всех готов обмануть, кроме двух любящих меня одновременно женщин и генерала Игнатьева.
А вот плохие люди проникают в русское военное представительтво в Париже, возглавляемое автором:
— Хабара! Хабара! — долетали до меня из коридора незнакомые мне слова. Я узнал голос Панчулидзева, бывшего адъютанта Жилинского, бывшего пажа и гвардейского офицера.— Справимся, наконец, мы с тобой, Игнатьев. Не станешь больше совать нос в каждый счёт да в каждый чек!
Вот правда, других персонажей там нет. Про каждого сразу становится понятно, к какой группе он относится. Это бесконечно утомляет. И я ещё думал, вот сейчас дочитаю до становления СССР, придётся ему описывать советских людей, они вроде не могут ни в одну из групп попасть, как же он выкрутится? Да очень просто, в книге нет ни одного персонажа из СССР. Разве что мельком описанный Красин («за ним, даже у наших врагов, установилась твердая репутация обаятельного собеседника, между тем как мне он показался человеком переутомленным и привыкшим держать посетителей на почтительном расстоянии»). В остальном люди из СССР описаны собирательно.
Описание событий примерно такое же, довольно быстро понимаешь, какого отношения от тебя хочет добиться автор. На этом фоне необычно выделяются восторги Игнатьева всем заграничным, вот самый апогей — визит в Лондон:
Впрочем, по-настоящему английская культура начинала ощущаться при входе в пульмановский вагон, плавно и без остановки доставлявший пассажиров от морской пристани Фолкестон до центрального лондонского вокзала «Виктория». Измученный морским переходом, а то и морской болезнью, пассажир усаживался не в купе, не на диванчик, а в комфортабельное кресло вагона. Перед каждым пассажиром был уже накрыт маленький столик, на котором дымилась чашка чаю, розовели горячие тосты из какого-то особенно белого и вкусного хлеба с маслом и ягодным джемом всех вкусов и цветов. Поезд не успевал тронуться, как пассажир был уже осведомлён о происходящем на всей земной планете: ему вручалась газета последнего дневного выпуска. Не мне, конечно, было дано судить о впечатлениях, производившихся Лондоном на обыкновенного туриста. Я ведь был гостем английского правительства, но по оказанному мне приёму сразу понял, что Англия — страна богатая и что англичане умеют жить более удобно, чем люди на европейском континенте. Несмотря на срочность вопросов, из-за которых я приехал, меня никто не торопил, и хозяева прежде всего подумали об устройстве моей личной жизни. На вокзале уже ждала предоставленная в моё распоряжение большая военная машина, окрашенная в светло-бурый цвет. Дверцу открывал шофёр — прелестная шотландка с шатеновыми, подстриженными под скобку, кудрявыми волосами, в военной форме цвета хаки. Несмотря на мои протесты, она тщательно укрыла мои ноги клетчатым пледом, так же спокойно села за руль и плавно двинула громадную машину. Перемена скоростей производилась без шума, не то что во Франции; тысячи машин двигались, держась не правой, а левой стороны, без гудков; толпы людей шли молча. Автобусы при остановках не скрипели тормозами на всю улицу, как на парижских бульварах, и, кажется, даже собаки не лаяли. И это отсутствие городского шума, это движение, регулируемое одними знаками великана-полисмена, производили величественное впечатление. Каменные громады домов тоже казались безмолвными, а люди — безразличными ко всему, что их лично не касалось. Французы из одной уже вежливости спросят вас при встрече о здоровье, а если хорошо с вами знакомы, поинтересуются, с кем вас вчера встретили; между тем как англичане вообще не имеют обыкновения задавать вопросы при встречах.
В первоклассной гостинице без лишних слов вносится багаж, без скрипа открываются двери, плавно поднимается лифт, и даже ванна наполняется бесшумно <...>
Поднявшись и переодевшись, забываешь уже и о морском переходе, и о шумном Париже, чувствуешь себя во власти какого-то молчаливого и загадочного исполина. Негромкий звонок по телефону извещает, что лорд Мультон, как было условлено, ожидает меня к обеду. В густом тумане моя машина останавливается перед трехэтажным небольшим особнячком — все они, как один, похожи друг на друга. Из ярко освещенной прихожей дверь налево ведет в гостиную, а направо — в столовую (спальни размещаются на втором этаже, а прислуга живет на третьем). Лорд Мультон, седой, как лунь, старик с бачками, одет в домашний смокинг из мягкого черного бархата. Он ожидает меня, стоя посреди гостиной, и после первых приветствий ведет в столовую. В углу накрыт круглый стол на два прибора. Два лакея в чулках и туфлях с медными пряжками, бесшумно ступая по пушистому ковру, вносят блюда, ставят на стол и исчезают. Свидетелей нет, деловой разговор, прерываемый изредка оценкой бесподобных французских вин (таких вин в Париже не найдешь) затягивается далеко за полночь.
В общем, так себе мемуары. Если постараться, можно найти пару интересных вещей, но в целом не рекомендую.
Необычная книга. Как бы роман про исследователя, занимающегося биографией Гюстава Флобера. А на самом деле книга о Флобере, во всех возможных разрезах: основные события жизни Флобера (как позитивные, так и негативные), путешествия Флобера, животные в творчестве Флобера, ответы критикам Флобера, в общем, если вы любите Флобера, то это книга для вас. Есть даже какой-то сюжет (роман как-никак), но это всё второстепенное, главное — убойная доза Флобера. Занятно, на любителя.
Истории о том, как делаются видеоигры, на примере десяти из них. Если предыдущая книга маскировалась под художественную литературу, то тут у меня обратное впечатление — это вроде бы нон-фикшн, но читается, как увлекательный роман: тут тебе и персонажи, перипетии, и драмы, и неожиданные повороты. И везде одна и та же мысль — хорошие игры не создаются спокойно и по плану, нет, они всегда создаются на пределе сил, если повезёт и вопреки куче обстоятельств. Читается легко, перевод на русский отличный.
Тонкий был человек Николай Августович: он был со мной всегда очаровательно любезен, но прочитать его мысли было тем более трудно, что он мог их хорошо скрывать за своей невероятной косоглазостью.
He liked the idea of travel, and the memory of travel, but not travel itself.
Буссе был настолько симпатичен, что на этом впоследствии и сломал свою служебную карьеру — его у нас попросту споили.
...Николай Павлович получил собственноручную записку Александра III: «Взвесив нашу утреннюю беседу, я пришел к убеждению, что вместе мы служить России не можем. Александр».
...он в церкви истово крестился, перед обедом выпивал рюмку водки и ни на минуту не терял подобающего генералу величия.
His air of failure had nothing desperate about it; rather, it seemed to stem from an unresented realisation that he was not cut out for success, and his duty was therefore to ensure only that he failed in the correct and acceptable fashion.
Здесь был, например, лейб-гусарский ротмистр граф Голенищев-Кутузов-Толстой — пропойца с породистым лицом.